Дети капитана Гранта. Жюль Верн

он? – спросил Гленарван.

      – Сейчас выясним, – ответил Паганель. – Но если он не понял, то от дальнейших пояснений я отказываюсь.

      Талькав не сделал ни одного движения, не проронил ни слова. Он не отрывал глаз от начерченной карты, мало-помалу сдуваемой ветром.

      – Ну? – спросил его Паганель.

      Казалось, Талькав не слышал этого вопроса. Ученый заметил на губах майора ироническую улыбку и, задетый за живое, собирался было с новой энергией возобновить свой урок географии, но патагонец жестом остановил его.

      – Вы ищете пленника? – спросил он.

      – Да, – ответил Паганель.

      – И ищете именно вдоль этой линии, которая идет от заходящего солнца к восходящему? – прибавил Талькав, пользуясь индейской манерой выражаться для определения дороги с запада на восток.

      – Вот-вот.

      – Это ваш бог вручил волнам огромного моря тайну пленника?

      – Да, сам бог.

      – Ну, так пусть воля его свершится, – с некоторой торжественностью проговорил Талькав. – Мы будем двигаться на восток и, если понадобится, до самого солнца!

      Паганель, придя в восторг от своего ученика, не замедлил перевести товарищам ответы индейца.

      – Что за умный народ! – с жаром прибавил он. – Я уверен, что из двадцати французских крестьян девятнадцать не поняли бы моих объяснений.

      Гленарван попросил узнать у патагонца, не слыхал ли он о каком-либо чужестранце, попавшем в плен к индейцам пампасов. Паганель задал индейцу этот вопрос и стал ждать ответа.

      – Быть может… – сказал патагонец.

      Этот ответ был немедленно переведен на английский язык, и семь путешественников, окружив патагонца, вперили в него вопросительные взгляды.

      Паганель, волнуясь и с трудом подбирая слова, продолжал задавать вопросы. Его глаза, устремленные на лицо невозмутимого патагонца, словно пытались прочесть на нем ответ раньше, чем он слетит с его губ.

      Каждое испанское слово патагонца географ тотчас повторял по-английски, так что его спутники понимали индейца, как будто он говорил на их родном языке.

      – Кто же был этот пленник? – спросил Паганель.

      – Это был чужестранец, европеец, – ответил Талькав.

      – Вы видели его?

      – Нет, но я знаю о нем по рассказам индейцев. То был храбрец. У него было сердце быка.

      – Сердце быка! – повторил Паганель. – Ах, как выразительны патагонцы!.. Вы понимаете, друзья мои? Он хочет сказать «мужественный человек»!

      – Мой отец! – крикнул Роберт Грант. Потом, обращаясь к Паганелю, он спросил: – Как сказать по-испански: «Это мой отец»?

      – Es mio padre, – ответил географ.

      Тогда Роберт взял Талькава за руки и с нежностью произнес:

      – Es mio padre!

      – Su padre![61] – воскликнул патагонец, и взгляд его просветлел.

      Он обнял мальчика, приподнял его в седле и посмотрел на него с любопытством и приязнью. Умное, спокойное лицо индейца выражало сочувствие.

      Но

61

Его отец!