Моноклон (сборник). Владимир Сорокин

мычал?

      – В попку мычал.

      – И язычком в нее, да? Да? Язычком в попочку, а фаллосом своим мужественным… между ножек белых, ножек гладких, да? Ты ножки свои эпилируешь или бреешь?

      – Просто брею.

      – Сама?

      – Да.

      – Молодец. Сама! Ты побрила их специально, накануне, да?

      – Да.

      – Побрила, тайно побрила, гладила ножки свои, готовила, чтобы ему было слаще, нежнее для фаллоса, да?

      – Да.

      – Чтобы скользил он… скользил по нежному, через нежное… через ножки Катенькины… так вот… скользил, скользил, сколь-зил, сколь-зил, сколь-зил… а-а-а-а-а!!

      Малавец оцепенела, открыв рот и закатив глаза. Вскрик ее перерос в хрип. Сотникова угрюмо смотрела на нее, сложив руки на груди.

      – Ой, не могу… – Малавец уронила голову на стол, затихла, слабо всхлипывая.

      Сотникова закурила.

      – Ой… кошмар… кошмарик… – дышала Малавец, поднимая и опуская узкие худые плечи.

      Отдышавшись, она понюхала из пудреницы. Отпила сока из бутылки. Откинулась в кресле:

      – Кать, ты волком-то на меня не смотри. Не надо.

      Сотникова отвернулась.

      – Мы с тобой договорились: три ходки. Две уже прошли. Сходишь к нему, когда он из отпуска вернется, в последний раз, и дело с концом.

      – Лучше бы деньгами, – Сотникова встала, достала из холодильника бутылку минеральной воды, налила себе в стакан.

      – Денег мне от тебя не нужно. Я уже озвучила тебе: взяток не беру.

      – Напрасно.

      – Ты не хами мне, Кать. Я все-таки тебя постарше. Я, Катенька, видала такое, что тебе и не снилось.

      – А может, все-таки деньгами? – Сотникова подошла к Малавец, присела на край стола со стаканом в руке.

      – Не все в жизни измеряется деньгами, – Малавец положила свою небольшую руку Сотниковой на колено.

      – А может? – Сотникова зло смотрела на Малавец.

      – Кать, мы договорились.

      – А может?

      – Кать… – Малавец решительно вздохнула, сцепила пальцы замком.

      – А может? – голос Сотниковой дрогнул.

      – Катя! – Малавец хлопнула ладонью по столу.

      – А может?! – вскрикнула Сотникова, отбросив стакан и красивые, полные губы ее затряслись.

      Не разбившись, стакан покатился по полу.

      Малавец встала, обняла ее за плечи:

      – Катя. Давай по-хорошему.

      Сотникова отвернулась. Малавец вздохнула, подпрыгнула и села рядом с ней на стол:

      – Я тебе сейчас расскажу одну историю. И ты все поймешь. Вот двое. Он и она. Встретились. Полюбили друг друга. Быстро выяснилось, что они не просто любят друг друга, а жить без друг друга не могут. Совпадают, как две половинки прекрасной раковины. А внутри – жемчуг. Большая жемчужина любви. И она сияет в темноте. Они счастливы. Счастливы и душевно и физиологически. От акта любви получают колоссальное наслаждение. И у него, и у ней были истории раньше. Были партнеры, были партнерши. Но все померкли по сравнению с реальностью, так сказать. Все прошлое померкло. То есть их близость, это было что-то… Искры сыпались, сердце останавливалось. Иногда она даже теряла сознание. А он, когда кончал, плакал,