Черный Леопард, Рыжий Волк. Марлон Джеймс

площади, а все орут на меня на языке, какого я не знаю. Когда я молодым был, так приходилось нос прикрывать: едва не до смерти мучился, когда они орали слишком громко. До сих пор иногда крышу сносит.

      Леопард долго смотрел на меня. Я смотрел в сторону на светящиеся во тьме сорняки и старался распознать, как они выглядят. Когда я вновь повернулся к нему, он по-прежнему смотрел на меня.

      – А незнакомые тебе запахи? – спросил он.

      – Бздех вполне может и цветок выпустить.

      Третья история.

      Ночь потребовалась мне, чтоб понять, что мы уже две луны как тут.

      – Десять и еще семь лет я обучалась во время тваса[23] тому, что должна знать и уметь настоящая сангома, – сказала она.

      Я забрался в самую маленькую хижину: в то и каждое утро я чувствовал ее зов. Дымчушка взлетела по моим ногам и груди и уселась на голове. Колобок попрыгивал у меня в ногах. Сангома играла с белыми бусами, которые за три ночи до этого схоронила в красной грязи. Я заметил, что она больше не давала грудь малышу. Малыш упрямо с разбегу бухался в стену, отходил назад, бросался к стене – снова и снова, а она не останавливала его. Накануне Сангома известила меня, что Леопард поведет меня учиться стрелять из лука. Я только то и узнал, что очень здорово умею бросать топорик. Даже два разом.

      – Десять и еще семь лет непорочности, самоуничижения себя самой перед предками я постигала прорицание и искусство наставницы, которую я звала Иянга. Я училась с закрытыми глазами находить спрятанные вещи. Врачеванию, избавляющему от колдовства. Эта хижина священна. Все предки живут тут, предки и дети, кое-кто из них – вновь рожденные предки. Некоторые просто дети, наделенные способностями. Так же, как и ты, ребенок со способностями.

      – Я не…

      – Скромен, верно. Это-то ясно, мальчик. Еще ты и нетерпелив, не умен и даже не очень-то силен.

      – И все ж вы с Кавой и Леопардом затащили сюда этого никчемного мальчика. Мне уйти?

      Я повернулся, чтобы уйти.

      – Нет!

      Получилось у нее громче, чем она хотела, – и мы оба это понимали.

      – Делай, как хочешь. Ступай назад к своему деду, представляющемуся твоим отцом, – произнесла она.

      – Чего ты хочешь, ведь… Сангома?

      Она кивнула малому с длинными ногами. Он пошел в дальний угол комнаты и вернулся с подносом из плетеного бамбука.

      – Во время моего тваса наставница предрекала мне, что я буду видеть далеко. Слишком далеко, – сказала Сангома.

      – Тогда закрывай глаза.

      – Тебе нужно уважать своих старших.

      – Буду, когда встречу старших, кого смогу уважать.

      Она рассмеялась:

      – Столько много всякой всячины выходит из твоей дыры спереди, что стоит ли удивляться, как много лезет тебе в ту, что сзади.

      У нее не было намерения доводить меня до обиды. Или слушать меня, или ловить мой запах. Или сообщать новости о луносветлом малом или Леопарде. Ни на единое мгновение.

      – Чего ты хочешь?

      – Взгляни на эти кости. Я бросаю их каждую ночь вот уже луну и еще двадцать ночей, и всякий раз они ложатся одинаково.

23

Тваса (укутваса) – период посвящения, которому подвергаются, чтобы стать сангомой. Родившаяся сангомой, противоведьмой, нуждается в обучении, обретении навыков и знакомств, чтобы полностью овладеть своими способностями.