Черный Леопард, Рыжий Волк. Марлон Джеймс

а та беззвучно прошла сквозь дупло, Леопард же меж тем успел вынуть и выпустить другую. Вынул и выпустил еще одну, после чего протянул лук мне. Мне казалось, что тот легкий, но он оказался так же тяжел, как ребенок в лесу.

      – Следи за моей рукой, – велел он и протянул ее прямо к моему носу.

      Двинул влево, и глаза следили за ним. Рука его тянулась очень далеко, и я вертел шеей, чтобы увидеть, не собирается ли он шлепнуть меня или другую какую мелкую пакость учинить. Потом он повел рукой вправо, и я следил за ним глазами, пока не потерял руку из виду.

      – Держи в левой руке, – сказал он.

      – Твоя стрела, – произнес я.

      – Что с ней?

      – Она блестит, как железная.

      – Она и есть железная. Ты такую никогда не видел?

      – Все стрелы у ку из кости и кварца.

      – Ку до сих пор убивают детей с верхними передними зубами.

      Вот так Леопард учил меня убивать луком и стрелами. Держать лук со стороны того глаза, что меньше в ходу. Натягивать лук со стороны того глаза, что больше в ходу. Ноги расставлять так, чтоб они на ширине плеч были. Тремя пальцами держать стрелу на тетиве. Поднимать и натягивать лук, тянуть тетиву до подбородка – и все это махом. Целься в мишень и пускай стрелу. Первая стрела взлетела в небо и едва не попала в сову. Вторая ударилась в ветку над дуплом. Третья… не знаю, во что она попала, но что-то взвизгнуло. Четвертая попала в ствол около земли.

      – Оно на тебя сердится, – заметил Леопард. И показал на дерево. Велел мне собрать стрелы. Я выдернул первую из ветки, и маленькая ранка затянулась. Извлекать вторую мне было страшно, но Леопард рыкнул – и я мигом вырвал ее. Повернулся бежать, но тут какая-то ветка хлестнула меня прямо по лицу. Ветка, какой раньше не было. Теперь уж Леопард хохотал.

      – Я не умею целиться, – понурился я.

      – Ты не умеешь смотреть, – поправил он.

      Я не умел смотреть не мигая, не умел натягивать тетиву без дрожи, не умел выбрать позицию, опирался не на ту ногу. Стрелу выпустить я мог, только никак не по его команде, и стрелы всегда попадали не туда, куда я целился. Я думал, уж не целиться ли в небо, чтоб попасть в землю. По правде, не думал, что Леопард способен так долго хохотать. Однако он не ушел, пока я не послал стрелу сквозь дупло на дереве, и всякий раз, как я попадал в дерево, дерево хлестало меня веткой, какая либо всегда была там, либо ее там никогда не было. Ночное небо насупилось, прежде чем я пронзил стрелой мишень. Мы пошли обратно в хижину по тропе, какую я не узнавал: скала, песок и камень, покрытые мокрым мхом.

      – Когда-то это было речкой, – сказал Леопард.

      – И что с ней стало?

      – Ей ненавистен запах человека, и она течет под землей, стоит нам приблизиться.

      – Правда?

      – Нет. Сейчас конец сезона дождей.

      Я собрался уж было сказать, что он слишком долго живет с Сангомой, но сдержался. Вместо этого сказал:

      – А ты – Леопард, что обращается в человека, или человек, что обращается в леопарда?

      Он пошел дальше, ступая по грязи, перебираясь через валуны там, где когда-то