Свет дьявола. Виктор Ерофеев

студию радио «Свобода» и первым делом спросили в прямом эфире: – Что вам больше всего понравилось в Америке? – Вермеер. – Журналисты уставились на меня. Они ждали услышать восторженные рассказы о свободе и супермаркетах. – У вас в музеях замечательные картины Вермеера, – скупо объяснил я. Им показалось, что я издеваюсь над Америкой. Маленькая беременная женщина со светлыми, почти золотистыми, волосами рассмеялась. Мы пили капучино на свежем воздухе возле Музея современного искусства. – А кто были эти твои русские? – поинтересовалась она. – Я пожал плечами: – Разведчики дикой крови… Бог с ними! Ну, а ты как? – Она прищурилась весело: – Fine!

      Нарушитель границы

      Я меняю страны, как женщин. Я – Дон Жуан от географии. Не найдя счастья с одной, родной, хочется, не посылая ей на голову проклятия, поискать его на стороне, собрать по крупицам, утонуть в море впечатлений. Идет всемирная игра: нарушители границы против пограничников.

      Мой гипсовый гость: кто не помнит статуи пограничника, присевшего в городском парке на одно колено, сросшегося с верной сторожевой? Чем священнее граница, тем радостней ее нарушать. Одни – с собаками. Другие – от собак. Немецкая овчарка впивается мне в горло. Одни не пускают, другие не спрашивают разрешения. Одни стреляют. Другие отстреливаются. Не вызывай напрасно огонь на себя. Если ты сделал что-то стоящее, они и так уже стреляют по тебе. Пограничник ненавидит нарушителя границы. Нарушитель границы, как всякий порядочный контрабандист, презирает пограничника.

      Каждый по-своему ничтожен.

      Кто вы на самом деле, господин нарушитель границы? Чем отличаетесь от быдла, которое постоянно нарушает человеческие законы, от воров, насильников, убийц? Вы зовете народ к сочувствию, добронравию, а сами бежите вон. Скука жизни, желание выстроить ее как барскую анфиладу комнат, недостаточность вашего общественного энтузиазма, загрязненность отечественного воздуха, неясность метафизических прогнозов – не ваш ли повод нарушить границу? Почему мистикам можно, богеме желательно по определению, молодым людям полагается по возрасту, а «Черной сотне», хакерам, комсомольцам, педофилам нельзя быть нарушителями?

      Художник гордо имморален, толпа отвратительна в своей разнузданности. Нравственный инстинкт колеблется от страны к стране, от религии к религии, устаревает, слабнет, звучит архаично. Но Россия – прекрасный раздражитель нравственного инстинкта. Кто-то оградит свои идеи забором: от свиней. Кто-то просто споет. Это мы не проходили. Это нам не задавали. Попы, конечно, нам нужны; они полезны не меньше Интернета. Они – тоже пограничники, будущие орденоносцы, но, не нарушив границы, до Бога не достучаться. Я могу, а ты – нет, он – нет. Я имею право, а она не имеет, ей, женщине, не положено, им тоже запрещено.

      Какая разница между вами, господин нарушитель, и главными пограничниками власти, которые нарушают границу по причине своей безнаказанности?

      – Мы