Тайна оберега. Татьяна Милях

валялась битая и сломанная утварь, ветер перегонял лоскуты материй, солому и пух от вспоротых перин.

      Возле конуры крайней избы, оскалив окровавленную пасть, растянулась задушенная её же цепью собака, только редкие ободранные куры гордо расхаживали среди всеобщего погрома, да ошалелый кот, вылупив глазищи, провожал всадников обезумившим взглядом.

      Путники заехали в распахнутые городские ворота и наткнулись на первые трупы, и чем дальше продвигались всадники по улице, тем чаще им попадались подобные находки. Тела заколотых мужиков и растерзанных женщин холодили кровь, похоже, людей застигли врасплох, и они практически не оказывали сопротивления. Лиходеи не щадили никого: ни малых детей, ни стариков, и лица воинов становились всё более напряжёнными.

      Каменная церковь, возвышаясь над полуразрушенным городищем, жалобно позвякивала покачивающимся колоколом. Тягостные звуки словно взывали к равнодушным небесам, заставляя гулко вздрагивать сердца людей. На пороге храма лежало тело убитого батюшки, и, заглянув внутрь, дружинники убедились: храм полностью разграблен.

      – Господи, что ж за изуверы здесь похозяйничали? – нервно сжимая рукоятку булавы14, проговорил седоусый Богдан.

      – Не те ли, что напали на нас в лесу? – задумался Евсей. – Надо было догнать и в полон всех взять, – посетовал он.

      – Вряд ли… – задумчиво возразил Прохор. – Тот разбойничек говорил, седмица прошла, как они на дороге нас поджидать взялись, а здесь не так давно лиходеи похозяйничали.

      Воины угрюмо молчали, говорить не хотелось. Проезжая мимо сгоревшего церковного амбара, ратники заметили рядом с пожарищем человека. Мужик средних лет, погружённый в тяжёлые думы, сидел на голой земле, обхватив голову руками.

      – Кто ты, добрый человек? – спросил Евсей.

      Незнакомец вздрогнул, опустил руки и повернул к ратникам бледное лицо.

      – Они их сожгли… – прошептал он, и из его глаз полились слёзы. – И жёнку мою, и детушек. Они все здесь, – указывая на пепелище, зарыдал мужик в голос.

      Приглядевшись, воины увидели обугленные человеческие кости. Дружинники стиснули челюсти и от бессилия сжали кулаки, а человек, всхлипывая, рассказывал:

      – Я по делам уехал… к родственникам… в соседний город. Вот вернулся… А здесь вон чего… Как же так? – рыдал он и, подняв лицо к небу, завопил: – Как же так?!

      Небо осталось безмолвно, и грудь Евсею словно придавило пудовой глыбой:

      – Похоронить бы всех следовало, – хмурясь, выдавил он. – Степан, Богдан Иванович, организуйте всё по чести. А мы с Прохором Алексеевичем княжеские хоромы осмотрим, – проговорил княжич и тронул коня. Далее улица вела к терему Засекина. – Не понимаю я, дядька, – обратился Евсей к Прохору. – Город стеной надёжной обнесён, и дружина немаленькая. Жители вполне могли схорониться в крепости. Ворота закрыть и от разбойников запросто отбиться.

14

Булава́ (от общеславянского була – шишка, ком, набалдашник) – короткодревковое холодное оружие ударно-раздробляющего действия, состоящее из боевой части – навершия шаровидной (или иной) формы, прочно и неподвижно закреплённой на рукояти Булава была оружием, используемым как пешими, так и конными воинами. Ей можно было нанести быстрый удар в любом направлении.