Фокусница. Джеймс Хедли Чейз

вновь встретится с Круммом или Вебстером, сводилась практически к нулю. Она спрятала свой первый доход под поясом для чулок и помогла родителям упаковать вещи и реквизит, чтобы не опоздать на ранний утренний поезд в Спрингвилл, следующий город в их гастрольном расписании.

      Еще два года она работала вместе с отцом, а потом, ни с кем не простившись, собрала сумку и уехала. Ни угрызений совести, ни сожалений. Мира Шамвей созрела для того, чтобы вырезать свои инициалы на дверях фортуны.

      В последние два года жизни с родителями она подворовывала – осторожно, но методично. Это было до смешного просто. Никаких осложнений не возникало. Искушение добывать деньги таким легким способом оказалось слишком велико.

      Она заранее все продумала. И первым делом купила подержанный «кадиллак».

      У нее скопилось тысяча четыреста долларов, и покупка «кадиллака» не затронула заветный рулончик.

      Отцу она написала записку, короткую, но исчерпывающую: ей надоело жить тяжким трудом – раз и беспокоиться о ней не нужно – два. Она и не думала, что он будет беспокоиться о ней, скорее уж о себе.

      Погрузив сумку в багажник, она двинулась на юг. Ей хотелось уехать как можно дальше от заштатных городишек, по которым они скитались. Мира мечтала о Флориде. Теперь путь был открыт.

      В следующие два года она обеспечивала себя сама. Разъезжала на своем «кадиллаке», иногда подрабатывала в ночных клубах, но больше просто путешествовала. Источником дохода ей служили бумажники случайных знакомых. Как только деньги подходили к концу, она находила очередного клиента и обчищала его карманы. Действовала она осторожно. Ее ни разу не схватили за руку. Ей ничего не стоило вытащить бумажник, изъять оттуда несколько сотен долларов и вернуть бумажник на место, пока его обладатель не заметил пропажи. Что же до частичной пропажи купюр, в девяти случаях из десяти толстосумы не обращают на это внимания.

      В Мексику она подалась из желания полностью сменить обстановку. Она любила разнообразие. В ее тогдашнем настроении Мексика казалась подходящим местом. Ее нигде ничто не держало. Родители вместе с ее прошлым были вычеркнуты из памяти. Ее домом был теперь огромный «кадиллак».

      В тот вечер, выйдя из «Лоренсилло» с заднего хода, возле которого был запаркован ее автомобиль, она помчалась к центру города, чтобы оттуда махнуть в Веракрус. Удалившись от кафе на достаточное, по ее прикидке, расстояние, она остановила машину на тихой боковой улице и посмотрела в зеркало над головой.

      Убедившись, что ее никто не преследует, она открыла сумочку и вынула сигарету. Закурила, наклонилась вперед, чтобы свет от приборной доски падал прямо на руки и открытую сумку, извлекла свернутые в рулончик банкноты и внимательно пересчитала. Сто двадцать долларов.

      – Неплохо, – вполголоса сказала она.

      Разделив банкноты на две равные по толщине стопки, одну она убрала в сумку, а другую спрятала за чулок. Затем взяла с приборной доски крупномасштабную карту и разложила ее на коленях.

      Тут-то