Хозяйка лабиринта. Кейт Аткинсон

спросил он, извлекая откуда-то из твидов тяжелую зажигалку.

      – Да, сэр.

      – А я, к сожалению, нет.

      Джульетте пришлось рыться в сумочке в поисках собственных сигарет. Перри поднес ей зажигалку, и после нескольких попыток – ветер упорно гасил огонек – ей удалось прикурить. Конечно, спасительной фляжки горячего чая в наличии не имелось, и Джульетта как раз начала оплакивать про себя этот факт, когда Перри опустился на колени рядом с ней, положил руку ей на бедро и начал (довольно рассеянно) поглаживать ткань пальто, словно то была шкура животного (а животным, соответственно, была Джульетта).

      Тетушку твою налево, подумала она, неужели вот оно наконец? Существует ли протокол, которому нужно следовать? А может, это очередная проверка? Джульетта предположила, что от нее ожидается некая форма протеста («Самка машет лапами только для видимости. Потрясающе!»), и произнесла:

      – Сэр? Мистер Гиббонс?

      – Прошу вас, зовите меня Перри!

      На миг Джульетте показалось, что он сейчас расстегнет ей пальто. Сдерет с нее обертку, словно с подарка. («Я и есть подарок», – подумала она.) Но он лишь принялся крутить одну из пуговиц. Потом снял шляпу и положил рядом с собой на землю. Неужели он не понимает, что шляпу сейчас унесет ветром?

      Он забрал у Джульетты сигарету, потушил ее об землю, и Джульетта подумала: «Ну вот, наконец-то. И посвящение, и совращение».

      – Вы знаете, я когда-то учился на священника, – сказал он.

      Чашка весов со стороны совращения резко взлетела вверх. В Перри точно было что-то иезуитское; Джульетта без труда представила его – серьезного, в черном подряснике.

      – К несчастью, я потерял веру. – И добавил с сожалением: – Не столько потерял, сколько упустил.

      Неужели он собрался обсуждать богословие? Он склонился к ней, словно для того, чтобы осмотреть получше, и она уловила исходящий от него твидово-табачный запах. Чашка весов со стороны совращения опять поехала вниз. Перри нахмурился. Весы неуверенно заколебались.

      – Скажите, мисс Армстронг, вы… нетронуты?

      – Нетронута? – Она не сразу сообразила, о чем он. – Ах… Да, сэр.

      Чашка весов прямо-таки рухнула. Джульетта снова покраснела всем телом, не только лицом, и ей стало ужасно жарко, несмотря на погоду. Если он задает такой вопрос, значит собирается что-то с этим сделать? Правда, в ее фантазиях для этого требовалось приглушенное освещение, атласные простыни, возможно – бокалы с шампанским и завеса стыдливости, прикрывающая грубую механику собственно акта (в основном потому, что Джульетта до сих пор очень слабо представляла себе эту самую механику).

      Кроме того, из чисто практических соображений она предполагала, что это произойдет в кровати, а не на кочковатом поле под сумрачным небом цвета оконной замазки. Одна кочка неудобно впивалась Джульетте в левую ягодицу. Джульетта заметила грозовые тучи, идущие с запада, и подумала: «Сейчас польет». Краем глаза она видела, как ветер уносит шляпу Перри.

      – Ах, – сказала она снова.

      Он