Компромисс. Сергей Довлатов

Видно, речь шла о деле, меня не касающемся. Я дождался конца разговора и неожиданно спросил:

      – Можно поспать у вас за ширмой?

      – Конечно, – не удивился Теппе. – Хотите моим плащом воспользоваться?

      – И так сойдет.

      Я снял ботинки и улегся. Нужно было сосредоточиться. Иначе контуры действительности безнадежно расплывались. Я вдруг увидел себя издали, растерянным и нелепым. Кто я? Зачем здесь нахожусь? Почему лежу за ширмой в ожидании бог знает чего? И как глупо сложилась жизнь!..

      Когда я проснулся, надо мной стоял Теппе.

      – Извините, потревожил… Только что родила ваша знакомая.

      «Марина!» – с легким ужасом подумал я. (Все знают, что ужас можно испытывать в едва ощутимой степени.) Затем, отогнав безумную мысль, спросил:

      – То есть как – знакомая?

      – Журналистка из молодежной газеты – Румянцева.

      – А, Лена, жена Бори Штейна. Действительно, ее с мая не видно…

      – Пять минут назад она родила.

      – Это любопытно. Редактор будет счастлив. Отец ребенка – известный в Таллинне поэт. Мать – журналистка. Оба – партийные. Штейн напишет балладу по такому случаю…

      – Очень рад за вас.

      Я позвонил Штейну.

      – Здорво, – говорю, – тебя можно поздравить.

      – Рано. Ответ будет в среду.

      – Какой ответ?

      – Поеду я в Швецию или не поеду. Говорят – нет опыта поездок в капстраны. А где взять опыт, если не пускают?.. Ты бывал в капстранах?

      – Нет. Меня и в соц-то не пустили. Я в Болгарию подавал…

      – А я даже в Югославии был. Югославия – почти что кап…

      – Я звоню из клиники. У тебя сын родился.

      – Мать твою! – воскликнул Штейн. – Мать твою!..

      Теппе протянул мне листок с каракулями.

      – Рост, – говорю, – пятьдесят шесть, вес – три девятьсот. Лена чувствует себя нормально.

      – Мать твою, – не унимался Штейн, – сейчас приеду. Такси возьму.

      Теперь нужно было вызвать фотографа.

      – Звоните, звоните, – сказал Теппе.

      Я позвонил Жбанкову. Трубку взяла Лера.

      – Михаил Владимирович нездоров, – сказала она.

      – Пьяный, что ли? – спрашиваю.

      – Как свинья. Это ты его напоил?

      – Ничего подобного. И вообще, я на работе.

      – Ну, прости.

      Звоню Малкиэлю.

      – Приезжай, ребенка сфотографировать в юбилейный номер. У Штейна сын родился. Гонорар, между прочим, двойной…

      – Ты хочешь об этом ребенке писать?

      – А что?

      – А то, что Штейн – еврей. А каждого еврея нужно согласовывать. Ты фантастически наивен, Серж.

      – Я писал о Каплане и не согласовывал.

      – Ты еще скажи о Гликмане. Каплан – член бюро обкома. О нем двести раз писали. Ты Каплана со Штейном не равняй…

      – Я и не равняю. Штейн куда симпатичнее.

      – Тем хуже для него.

      – Ясно. Спасибо, что предупредил.

      Говорю Теппе:

      – Оказывается, и Штейн не подходит.

      – У меня были сомнения.

      – А кто меня, спрашивается, разбудил?

      – Я