Ущелье. Маргарита Епатко

на меня смотреть, – Антонина перехватила растерянный взгляд животного. – Это же ребенок. С ним надо играть.

      Пес застыл, раздумывая, а потом, радостно потявкивая, бросился за палкой брошенной мальчишкой.

1840-й год

      В хате повеяло свежим ветром. Усталая ведьма утерла пот.

      – Ну, теперь должно быть ладно, – Авдотья потянулась к тарелке, поставленной на печь. В нее предусмотрительно были собраны остатки злополучного яйца.

      – Что там? – кинулась к ведьме Евдокия.

      – Да хорошо все, – кивнула женщина. Перед ней стояла миска, в которой растекся обычный белок с цельной ярко-желтой серединой. – А теперь иди домой, милая, Устала я. Светает ужо. У меня по хозяйству полно дел. Сосну хоть часок.

      Жена атамана пошла к двери.

      – Свое-то не забывай, – окликнула ее ведьма, показывая на кольцо с сережками, лежащее на столе.

      – Да-к ведь это плата, – запнулась женщина.

      – Нет, милая, плата будет другая. Ты, помнится, обещала все, что угодно для меня сделать. Или от слова своего теперь откажешься?

      – Нет, не откажусь, – жена атамана гордо распрямила плечи.

      – Умница. А плата такая. Сынок твой, как из похода вернется, пущай сватов к моей доче засылает.

      От удивления Евдокия потеряла дар речи.

      – Что молчишь? Или думаешь моя Маланья твоему Максимке не пара? Ты не переживай, приданное за дочкой будет хорошее. Одна она у меня.

      – Так ведь муж мой такие дела решает, – пролепетала озадаченная Евдокия.

      – Муж голова, а ты шея: куда повернешь, туда и посмотрит. Значит решили. Теперь иди себе с миром.

      Жена атамана как ошпаренная выскочила из мазанки.

      – Мама, зачем вы так? – подала голос Маланья, стоящая у печи.

      – А затем, что в возрасте я уже. Надо о твоем будущем позаботиться. И потом. Разве не нравится он тебе?

      – Ни капельки, – пробурчала девочка, – да и не красавица я, сами знаете. А Максимка, он такой… – она тяжело вздохнула и замолчала.

      – С лица воды не пить, – задумчиво произнесла Авдотья, глядя на широкоскулую приземистую дочку. – А Максимка твой красавец, да телок. Ему такая жена как ты нужна. Сильная. И потом, показалось мне, что ли, что он чуть не каждый вечер под нашими окнами гуляет?

      Ничего не отвечая, Маланья отвернулась от матери. Ее взгляд упал на тарелку с яйцом. На самом краешке по белку расплывалось кровавое пятнышко.

      – Мама, что это? – испуганно сказала девушка.

      – Я сплю уже. Все потом, – прозвучал голос матери из спаленки.

      – Что ж делать-то? – девушка бросилась к печи. Зачерпнула чашкой заговоренные отвар и, взяв травы, брызнула ими на яйцо. Потом по памяти прочла пару заговоров. Кровавая клякса прекратила расползаться, побледнела и окончательно исчезла.

      – Значит, не нравится он тебе? Ну, ни капельки, – раздался за спиной у Маланьи голос матери.

      Над разгорающимся костром булькал ухой походный котелок. Писарь переломил через колено толстую ветку хвороста принесенную из лесу.

      – Телок, как есть телок, – Антип наклонился