Дело всей смерти. Андрей Крюков

Никаких наших объектов в Каракумах нет. Вам нужно дальше лечиться».

      И намекали, что лечиться ему следует в психушке. Но он не унимался и разослал письма на домашние адреса офицеров – соучеников по подземному центру. Письма возвратились, не найдя адресатов.

      Зацепин только тогда утих, когда ему пригрозили увольнением из органов. А потом он сам попросился в отставку. В религии, в вере увидел он пристань для своего отчаяния. В эти ножны он мог вложить острую муку от несбывшихся надежд, подбитой на взлете жизни…

      Собираясь на утреннюю службу, отец Алексий из ящика стола вынул маленькое ручное зеркало. В келье не было настенного зеркала, как не было и занавесок на окне, что подчеркивало аскетизм ее обитателя. И ежедневный взгляд в припрятанное зеркальце – это была единственная, пожалуй, неискренность, допускаемая Зацепиным в своем монашеском бытии. Единственная ли? – Если бы так…

      В зеркале он видел узкое бледное лицо с высоким лбом в обрамлении длинных темных с проседью волос. Морщины от носа к краям тонких, строго сжатых губ. Небольшая окладистая борода, наполовину седая. Особенно впечатляли глаза – темные, глядящие с требовательностью и добротой. Внешность праведника, ревнителя веры, живущего в непререкаемом согласии с собой и Божьим миром.

      Почему же этот иконописный лик, которым можно было гордиться, теперь казался ему маской? Потому, что все чаще приходили к отцу Алексию недостойные мысли, не вяжущиеся с истовостью и благообразием в его наружности. Он допускал к себе зависть. Он завидовал мирянам, их безыскусной жизни, в которой было место суетным заботам и телесным радостям. То есть всему тому, о чем он дал обет забыть, избрав одинокий путь любви к Богу.

      Вот и сейчас он со вздохом сожаления припомнил себя из недавно покинутого сна – сильного, пышущего здоровьем, с крепкими мускулами, не знающего преград, молодого, готового пустить в дело нож и автомат…

      А ведь он и теперь не стар – только пятьдесят седьмой пошел. И давно выправилось здоровье. Костяная заплатка на черепе приросла накрепко, надежно закрыв дыру, проделанную трепаном. И не найдешь ее под волосами.

      Лет восемь назад совсем прекратились головокружения и боли, в левую руку вернулась подвижность. Врачи, придирчиво разглядывая на снимках его мозг, поздравляли с полным излечением.

      Тогда-то он, уже выделенный братией и начальством за усердие и сметливость, получивший духовное образование, впервые услышал лукавый шепот: «Зачем ты похоронил себя в монастыре? Не поспешил ли ты? А Вера? Для чего ты оставил ее? Угодна ли была эта жертва Богу? Подумай, возможна ли любовь к созданному Им миру без любви к женщине? Чего стоит этот мир без женской любви и красоты?»

      Это дьявол искушал его. Зацепин спасался от обольщения молитвой. Пылко благодарил того, кто взял у него такую малость – жизнь земную и в ком обрел он жизнь бесконечную.

      «Да малость ли? Ведь это твоя жизнь. И посмотри, во что ты ее превратил. Может, не поздно переиграть?» – не унимался нечистый…

      И