Универсум. Евгений Биктимиркин

калейдоскоп бешено сменяющих друг друга ощущений: от горечи в горле до судорог в руках. А через секунду они ударили все одновременно. Я схватился за треснутые ребра, вместо крика вырвался лишь жалкий стон, а ноги подкашивались. Ей богу, я хотел упасть на колени, но вспомнил лицо Мии и удержался. Такую легкую сдачу никто не примет. Страх остаться инвалидом пропал – через секунду его сменил страх боли и страданий.

      Баррент спокойно подходил ко мне, и в глазах его была лишь смерть. Я взмахнул мечом снизу, и тот скользнул по его броне в ухо. Если бы Баррент не уклонил голову, я бы его прорезал. Схватив мое запястье, он вывернул мне руку, и меч сам выпал из обессиленной конечности.

      Собрав остатки воли, я науськал его ударить головой. Мы оба уже почти не соображали, так что он так и сделал. Я повернулся насколько мог, и удар пришелся мне в плечо. Вдруг он на мгновение застыл, и я, выхватив спрятанный под броней нож, воткнул орудие Барренту в шею и сразу вытащил.

      Хлынула струйка крови, и враг, испустив дух, ударил кулаком меня в грудь и схватился за рану. Я свалился, и боль в подвернутой ноге прошла разрядом по всему обмякшему телу.

      Я уже не ходил, а ковылял, как старый калека. Даже смертельная рана и тот факт, что мне оставалось лишь продержаться, нисколько не подбадривал.

      Где-то на границе сознания послышался отголосок Хаша: «Высоси его. Надо».

      Баррент с разъяренным ревом метнулся на меня. Я лишь резко присел, почти упав ему под ноги. Противник споткнулся о меня, как о бревно, добавив мне боли в боку и в голове, что принимала все удары крови и нервов, и он с грохотом рухнул на землю. Звук и тряска не воспринялись абсолютно, хотя остальные, я уверен, обомлели от падения гиганта.

      Всего за не поддающийся исчислению момент стало понятно, что враг не встает, и что я должен съесть его, изнасиловать, растерзать, убить, выпить, уничтожить, впитать его, чтобы было легче.

      Откуда-то появилось невероятное рвение, и боль отступила. Я подполз к нему, – его кулак прошел вскользь черепа, распоров кожу. Я впился этой мрази в горло зубами. Пальцы нащупали его глаз и выдавили его к чертовой матери. Чудовище кричало и билось в агонии, не понимало, куда бить, что защищать: вытекший глаз или вырванный кусок горла. Поврежденная рука закрыла ему лицо. И только он попытался совершить последний взмах, я резко свернул ему шею. Едва слышно хрустнул позвоночник, и голова прилипла к грязи.

      Я закричал на него своей окровавленной, слюнявой и сопливой мордой, и со всем прочим потекли еще и слезы. Мозг, вскипевший от горячки, отказывался воспринимать это безумие сквозь закрытые грязной липкой пеленой глаза и заложенные уши.

      Сразу после я взглянул врагу в глаз и полной грудью вдохнул, страстно желая высосать его душу, напитаться его силой, и сделать все, что угодно, лишь бы страдания закончились. Показалось, что в этот момент с его лица воспарила сизая дамка. Она залетала мне в рот, и, черт возьми, как же это было приятно! Все,