Гёте. Жизнь как произведение искусства. Рюдигер Сафрански

и говорит о том удивительном воздействии, которое она на него оказывает. В этих строфах речь, по сути, идет о феномене вдохновения. Гёте по личному опыту было знакомо это чувство, когда он вдруг становился медиумом, пропускающим через себя идеи и фантазии, когда обычное, повседневное сознание расширялось до сознания творческого, когда он становился другим, оставаясь в то же время самим собой. Прометей говорит, обращаясь к Минерве:

      Для духа моего,

      Ты – то же, что он сам.

      <…>

      Словно моя душа говорит сама с собой!

      <…>

      Но я собою не был,

      Когда я мнил, я говорю,

      То были боги,

      Когда же думал я, глаголет бог,

      То был я сам.

      Так мы с тобой

      Едины, неразрывны[395].

      Во втором акте Прометею дается возможность испробовать на деле «силу своих действий». Он занимается тем, чем любят заниматься писатели и поэты, – создает людей по своему образу и подобию, но создает их не из слов, а из глины.

      Взгляни же, Зевс,

      На мир мой – он живет.

      Я изваял их – и в них образ мой,

      Подобное мне племя.

      Научены страдать, и плакать, и смеяться,

      Тебя не чтить, как я не чту тебя[396].

      Дальше рассказывается еще немного истории: как люди учатся отстаивать свои интересы в совместной жизни, как они защищают свою нажитую трудом собственность и свободу и как они приобщаются к тайне единства любви и смерти. Все это излагается сжато, скоро, почти поспешно. Запоминается, впрочем, прежде всего восстание Прометея против Зевса: «Тебя не чтить».

      Эти мятежные строфы появляются и в знаменитой оде «Прометей» («Ты можешь, Зевс, громадой тяжких туч…»[397]), которая изначально, по всей видимости, должна была открывать третье действие пьесы, но в 1785 году была без согласия Гёте опубликована как самостоятельное стихотворение его другом Фридрихом Генрихом Якоби: тот включил оду в свой трактат под названием «Письма об учении Спинозы, адресованные М. Мендельсону» как пример дерзкого атеизма в спинозистском духе. Но об этом позже.

      Тон этого ролевого стихотворения (в нем говорит сам Прометей!) еще агрессивнее, еще самоувереннее, чем в пьесе. Оно, как и драма, заканчивается словами «Вот я, гляди, я создаю людей»[398], но еще резче, еще решительнее клеймит беспомощность богов:

      Нет никого под солнцем

      Ничтожней вас, богов!

      Дыханием молитв

      И дымом жертвоприношений

      Вы кормите свое

      Убогое величье,

      И вы погибли б все, не будь на свете

      Глупцов, питающих надежды,

      Доверчивых детей

      И нищих[399].

      Почему это должно касаться исключительно древнегреческих богов? Почему точно такой же протест не может быть адресован и христианскому богу?

      Кто мне помог

      Смирить высокомерие титанов?

      <…>

      Не

395

Там же.

396

MA 1.1, 675.

397

СС, 1, 89.

398

СС, 1, 90.

399

СС, 1, 89.