Горечь березового сока. Елена Гвозденко

на время спрячем это у тебя,

      – Ты что, с ума сошла? Надо вызывать милицию

      – Думаешь, мне поверят? В квартире полный разгром, а в холодильнике голова Дашкиного отца.

      – Это ее отец? Ты никогда о нем не рассказывала.

      – А и рассказывать-то особо нечего. Я для него всего лишь эпизод, у него полгорода в невестах ходят. Когда узнал о беременности – мамашу свою подослал. Та церемониться не стала – с порога меня во всех грехах обвинила, я даже и ответить ей не смогла. Да и зачем? Даренка – мой дар, только мой. Не видела его с той поры, все воспоминания выжгла. Как он в холодильнике оказался? Еще утром его там не было, точно помню. Я молоко для каши доставала.

      – А где все остальное? Может там не только голова, может, где руки – ноги припрятаны.

      Крадучись мы пробрались в Иркину квартиру. Вид у нас был, надо сказать, образы Гойи по сравнению с нами – символы жизнелюбия. Методично, метр за метром, обыскали Иркино жилище: заглянули на балкон, перерыли весь шкаф. Сюрпризов больше не было.

      Звонок в дверь заставил нас вздрогнуть.

      – Это, наверное, сантехник.

      – Надо открыть. Буду на кухне, если что.

      Но это был не сантехник. За дверью, угрюмо сдвинув брови, стояла Кузьминична.

      – Это что ж ты себе позволяешь? У меня весь потолок в разводах. Кто теперь мне ремонт делать будет?

      Иркин голосок не слышно. Кузьминична, потеснив хозяйку, упорно продвигалась в ее квартиру.

      – Что стряслось? – из-за спины Кузьминичны возникла фигура слесаря Петра.

      – Ой, да что вы здесь, бои без правил устраивали? – даже видавшего виды сантехника, увиденное повергло в шок.

      – Батюшки, – подвывала Кузьминична.

      На соседку было жалко смотреть. Сжавшись как от удара, она сползла в угол, закрывая голову руками.

      – Так, – я взяла инициативу в свои руки, надвигаясь на Кузьминичну всем телом, и продвигая ту к выходу, – пойдем-ка, посмотрим твои разрушения. Я сегодня в роли Мазая. Мой решительный напор заставил старушку ретироваться. На лестничной площадке я сунула в жадную трясущуюся руку пятитысячную купюру, добавив, что если хоть кого-нибудь из любопытных соседок увижу на нашем этаже, противодействие примет открытую форму. Найду куда сообщить, кто ни один уж год травит окрестных алкоголиков разбавленным спиртом. По чьей вине окна нашего подъезда давно потеряли свои стекла. Локализовав неприятеля, я вернулась в Иркину квартиру, где хозяйка так и прибывала в прострации, а Петр деловито измерял что-то под сливной трубой, проводя необходимую калькуляцию.

      – Ну что там?

      – Короче замена унитаза, раковины, смесителя, да и трубы поменять не мешало бы… ну, в общем…

      – Не тяни, Петр.

      – Ну, тысяч двадцать за работу, материал.

      – Петр, десяти будет достаточно. Напиши подробно, сколько труб, какого диаметра, какие шланги и соединения потребуются. Будем готовы, позовем.

      Оставив листок с расчетами,