Горечь березового сока. Елена Гвозденко

меня игнорировала, Клавдия Александровна вела свое войско согласно схеме водопровода в моем доме.

      – Странно, все сухо, – дала она отбой. Маленькие глазки тети Тони бегали по сторонам, отмечая и грязную посуду, оставшуюся с вечера, и слишком откровенное белье на веревке в ванной. Марь Васильевна «стреляла» по-крупному – модель моей стиральной машины, холодильник из нержавейки, шкаф-купе, и самое страшное – посудомоечная машина.

      – Кузьминичну затопило, снизошли они до объяснений.

      – А лопаты вам зачем? – нелепое утро рождает нелепую реакцию.

      – Так мы на кладбище собрались, мужиков наших подправить.

      Неприятельская армия, козырнув лопатами, ретировалась. Стоя под душем и размышляя о влиянии социума, я пришла к неутешительному выводу – есть что-то общее в желании «подправить». Бабульки наши, настервенев за свою нелегкую жизнь, ускорив отход своим половинам, «правят» их даже после смерти, приводя их жилище только в им ведомый порядок. Подменяют память «приличиями». Мое желание «править» свои расхристанные мысли вообще вне всякой логики. Мысли перескочили на гель для душа и бальзам для волос, и без всякой связи в голове вдруг стала рождаться сказка о волшебной стране, где все были «правильными», ходили исключительно строем, и растили квадратные овощи. Очередной бред, который занозой засядет в голове, разрастаясь, и стихая. Похоронить его можно только в моем компьютере. А дальше два варианта – забыть или «править» после смерти. И тут до меня со всей очевидностью дошла мысль, что все мое писательство-всего лишь попытка похоронить что-то в себе.

      На этой невеселой ноте я и запретила своим мыслям фривольность отступления. Забота о хлебе насущном выгнала меня из дома «разведать» новую оптовку.

      В нашем дворе длинные скамейки давно превратились в штаб неприятеля. Это место сбора пожилой части нашего дома. Мне еще ни разу не удавалась видеть лавочку пустой, даже в дождь и снег обязательно дежурил часовой, какая-нибудь Кузьминична или Фоминична. Подробное досье на каждую по пунктам: кто, с кем, от кого – велось с дотошностью канцелярии Лубянки. Длина юбок, прически, декольте определяли статус женщин. Категорий всего две – порядочные женщины и шалавы. В первую входили все рано овдовевшие старушки и Нина из первого подъезда – серенькое незаметное создание неопределенного возраста. Все остальное население дома входило во вторую категорию, презрительно называемую «молодежь». Мне определение даже льстило. В свои сорок два ношу мини и шокирую дворовый бомонд затейливыми декольте. Со мной бесполезно вести разговор о засолке огурцов и чистке погребов. Когда-то давно, в моей прошлой жизни это все было – муж, огурцы и погреба. Слишком долго превращала жизнь в приложение ко всем этим благам. Сейчас, услышав весь этот псевдохозяйственный бред, начинаю чихать и чесаться.

      Сегодня в нашем дворе особенно оживленно. Утреннее происшествие в Иркиной квартире сплотило ряды воинствующих