Оберег волхвов. Александра Девиль

хочется ему подобраться к ее приданому.

      – Да погодите, вы же самого главного не знаете! – замахал руками дружинник. – Думаете, зачем мы сюда забрели? Между прочим, князь Глеб тоже где-то поблизости околачивается. А все почему? Потому что и нам, и особенно ему охота поглядеть на эту боярышню: правда ли, что она такое страшилище. Так вот, сегодня она будет ехать по дороге из Билгорода.

      – Из Билгорода? – невольно переспросил Дмитрий.

      – Да, из тамошнего монастыря ее перевозят в Киев. Это я точно знаю, мне холопка боярская проболталась. А на краю Копырева конца есть место удобное, чтобы каждого путника рассмотреть. За старым дворищем усмаря Шалыги начинается крутой подъем, и повозка будет медленно взбираться. Еще и дорога там плохая, размытая. Бывает, люди встают с повозок и проходят это место пешком. Вот там и разглядим боярышню как следует. И князь Глеб тоже. Ну а после уж будем решать, кому она годится в жены. Если князь от нее откажется – так, может, другие охотники найдутся.

      Все захохотали, а молодой ростовщик весело выкрикнул:

      – Конечно, найдутся! При ее-то богатстве! А с лица воды не пить. Я бы и сам посватался, да мы с ней разной веры.

      Набралось немало любопытных, готовых тотчас бежать к Шалыгину двору. Дмитрий и его друзья только усмехались, глядя на этих охотников до зрелищ. Самим им было недосуг отвлекаться на подобную ерунду. Они пошли к постоялому двору и вывели из конюшни своих лошадей, заранее накормленных.

      А все-таки одно сомнение не давало Дмитрию покоя. И сейчас, седлая темно-гнедого жеребца Стрибога, он вдруг решил, что тоже присоединится к толпе наблюдателей. Хотя бы для того, чтобы развеять всякие сомнения. Друзья немало удивились, когда Дмитрий предложил им задержаться, чтобы вместе с другими зеваками поглазеть на какую-то нелепую боярышню. Но поскольку Клинец и среди них, и в любой другой компании всегда становился негласным вожаком, они не стали спорить.

      Подъехав к Шалыгину двору на лошадях, друзья остановились немного позади, возвышаясь над сборищем любопытных, которые почти все пришли пешком. Верхом был только еще князь Глеб да трое-четверо молодых бояр и купцов – из тех, которых в Риме назвали бы «золотой молодежью».

      Вскоре раздались громкие возгласы – и тут же на дороге показалась большая повозка, запряженная четверкой лошадей. Протарахтев по камням разбитой дороги, повозка приблизилась к подъему, возле которого медленно, со скрипом, остановилась. Возница слез на землю, поправляя упряжку и проверяя крепление колес. А в повозке, возвышаясь среди груды тюков и сундуков, сидели две молодые женщины: одна – бедно одетая холопка, другая – утопающая в шелках, бархате и золотых украшениях боярышня. Однако лицо этой боярышни было таково, что даже невзрачная холопка казалась рядом с ней чуть ли не красавицей. Рябая, крючконосая, с узеньким лбом и тусклыми слипшимися волосами, боярышня смотрела по сторонам сонным взглядом, то и дело прикрывая веками крошечные щелки своих глаз.

      – Тут дорога плохая, как бы повозка не перевернулась, –