Бетагемот. Питер Уоттс

как, – скрывая разочарование, произносит Кларк.

      – Я передам ей, что ты сожалела, – говорит Роуэн.

      – Да, передай.

      Есть о чем жалеть.

      Сходка

      Дочь Роуэн сидит на краю кровати, озаренной солнечным сиянием световой полоски на потолке. Она босиком, в трусиках и мешковатой футболке, на животе которой плавает бесконечными кругами анимированная рыба-топорик. Она дышит восстановленной смесью азота с кислородом и примесными газами. От настоящего воздуха эту смесь отличает только чрезвычайная чистота.

      Рифтерша плавает в темноте, ее силуэт подсвечен слабым светом, сочащимся в иллюминаторы. На ней черная как нефть вторая кожа, которую по праву можно считать особой формой жизни – чудо термо- и осморегуляции. Она не дышит. Двух женщин разделяет стена, отгораживающая океан от воздуха, взрослую от подростка. Переговариваются они через устройство, прикрепленное изнутри к иллюминатору в форме слезы – нашлепка размером с кулак передает колебания фуллеренового плексигласа акустическому приемнику.

      – Ты говорила, что зайдешь, – говорит Аликс Роуэн. Проходя через перегородку, ее голос становится дребезжащим. – Я добралась до пятого уровня, столько бонусов собрала – жуть! Хотела тебе все показать. Запаслась шлемофоном и все такое.

      – Извини, – жужжит в ответ Кларк. – Я заходила, но ты еще спала.

      – Так зашла бы сейчас.

      – Не могу. У меня всего пара минут. Тут кое-что случилось.

      – Что такое?

      – Один человек ранен, его вроде бы кто-то укусил, и мясники переполошились насчет инфекции.

      – Какой инфекции? – спрашивает Аликс.

      – Возможно, никакой. Но они хотят устроить карантин – просто на всякий случай. Насколько я понимаю, обратно меня так и так не пустят.

      – Делают вид, будто от них что-то зависит, да? – усмехается Аликс, и линза иллюминатора забавно искажает ее лицо. – Знаешь, им очень, очень не нравится, что не они тут командуют. – И с удовольствием, которое, вероятно, относится скорее не к корпам, а ко взрослым вообще, она добавляет: – Пора им узнать, каково это.

      – Меня это не радует, – неожиданно говорит Кларк.

      – Переживут.

      – Я не о том, – качает головой рифтерша. – Просто я… Господи, тебе же четырнадцать. Тебе не место внизу… я это к тому, что тебе бы сейчас наверху нежничать с каким-нибудь р-отборщиком…

      – С мальчиками? – фыркает Аликс. – Это вряд ли.

      – Ну, тогда с девочками. Так или иначе, тебе бы сейчас на волю, а не торчать здесь.

      – Лучшего места для меня не найдешь, – просто отвечает Аликс.

      Она смотрит в окно, за три сотни атмосфер сразу – подросток, на всю жизнь запертый в клетке холодного черного океана. Лени Кларк все бы отдала, чтобы ей было чем возразить.

      – Мама об этом не хочет говорить, – помолчав, продолжает Аликс.

      Кларк остается безмолвна.

      – О том, что произошло между вами, когда я была маленькой. Люди болтают о всяком, когда ее нет рядом, так что я кое-что подслушала. Но мама молчит.

      «Мама добрее, чем можно