Опознай живого. Сергей Абрамов

себя на его месте.

      Первая реакция, понятно, настороженность. Гриднев и Галка, конечно, узнали его, но скрывают, делают вид, что поверили в гедониста из комиссионного магазина, любителя вкусно и сытно жить. А если игра, то зачем? Сомневаются, не убеждены, растеряны, или же, замаскировавшись, решительно начали, как у них говорят, разоблачение военного преступника? Любительски неумело или опираясь на специальную выучку профессионалов? Вероятнее первое. Сначала присмотреться, прислушаться, разглядеть получше, проверить поточнее, а потом уже действовать, на ходу передоверяя розыск специалистам этого дела. А куда пойдут специалисты? В архивы, искать следы Пауля Гетцке – будем считаться с их терминологией, – казнен по приговору одесского подполья, а довоенный Сахаров почему-то не оставил следов. Ни школьных тетрадок, ни дневников, ни писем. Документация Наро-Фоминского райвоенкомата, где призывался Сахаров, утрачена в годы войны, архивы гитлеровских концлагерей уничтожены в панике германского отступления, документированная биография Сахарова начинается с возвращения из плена. Чистенькая биография, без пятнышка, подкрепленная неопровержимым свидетельством матери, радостно встретившей своего без вести пропавшего сына.

      И уймутся сыщики, как бы ни божился Гриднев, что я – Гетцке, а не Сахаров.

      Так предположительно может рассуждать Сахаров, судя по его поведению на борту «Котляревского». А заплывы? Почему же не поплавать, если умеешь.

      – Между прочим, все сходится, даже пасьянсы. Только не Тамара – он сам их раскладывает. Страстишка. О пасьянсе Бисмарка поэтому пришлось умолчать.

      Тон у Галки бодрый, с этакой самоуверенностью удачливого рыбака, твердо рассчитывающего на то, что рыба от него не уйдет. Охладим.

      – Пасьянсы, Галочка, на весах Фемиды как доказательство идентичности Сахаров-Гетцке весят не больше, чем его манера закуривать, купаться и грызть ногти. А на его чаше весов – гиря. Весомая. Короче говоря, в Апрелевке, под Москвой, живет родная мать Сахарова.

      Галка недоумевает.

      – Почему в Апрелевке? Ты же сказал – в Одессе.

      – В Одессе живет Волошина, а в Апрелевке – Сахарова.

      Галка пугается.

      – Мать настоящего?

      – Мать настоящего.

      – Неужели же она поверила и признала этого?

      – Увы.

      – Значит, мы ошиблись.

      У Галки бледность сквозь загар матово-серая. Я рассказываю Галке о послевоенной биографии Сахарова, не скрывая своих сомнений. Ошиблись? Не убежден. Конечно, признание матери – беспроигрышный вариант, но…

      – Что меня смущает, Галчонок? Личность матери. Какая мать – не пенсионерка, не инвалид, а работающая, с вполне приличным заработком, согласится получать от сына-студента, не имеющего ни специальности, ни штатной работы, нынешних двести, а тогда по две тысячи рублей ежемесячно? Говорит, что сын хорошо подрабатывал переводами с немецкого языка. Оставим «язык» и вникнем в «переводы». Можно ли было зарабатывать в конце сороковых – в начале пятидесятых годов, не будучи специалистом-переводчиком,