Опознай живого. Сергей Абрамов

о некой меркантильности отношений сына и матери?

      Интересно теперь, что приготовила мне Москва. Вызываю Корецкого. Отвечает без обычной своей суровости, даже с каким-то оттенком радости.

      – Наконец-то, Александр Романович! Я уже звонил вам на теплоход. Есть новости.

      – Докладывай.

      – Сахарову вторично не беспокоили. Но вчера вечером она получила телеграмму.

      – Знаю. И текст знаю. Пока ни о чем ее больше не спрашивайте. Еще не время.

      – О ниточке Ермоленко. Живет в Апрелевке некий Хлебников Виктор Васильевич, отставной гвардии майор, сейчас на пенсии. Набрел на него Ермоленко в поисках довоенных дружков Сахарова. Но оказалось, что Хлебников даже не был знаком с Сахаровым, хотя и призывался почти в одно время с ним в том же военкомате. Простой номер, правда? Но тут-то и выглянул на свет малюсенький кончик ниточки. Вскоре после демобилизации Хлебникова заехал к нему его однополчанин Бугров; как мы установили, было это за несколько месяцев до появления в Апрелевке Сахарова. С Хлебниковым Бугров прошел в одном, как говорится, строю до сорок второго года, пока, тяжело раненный, не смог выйти из окружения. Очутился в плену, долго болел, чуть не погиб в лагере для военнопленных, потом с группой товарищей удалось ему бежать. Случилось это в горах Словакии; беглецов спасли партизаны, вместе с которыми они и сражались до воссоединения с наступавшими советскими войсками. «Много интересного рассказал Бугров, – вспоминает Хлебников (это я уже справку Ермоленко читаю), – а потом вдруг спросил: “А ты здешнюю учительницу Сахарову, случайно, не знаешь?”– “Не знаю, – говорю, – а тебе зачем?” – “С сыном ее я в плену был, погиб он геройски, вот я и заехал сюда рассказать ей об этом, да не застал – где-то на курорте лечится. Может, ты ее повидаешь и передашь?” – “Уволь, – говорю, – тяжко с такой вестью к старухе идти, да и нужно ли? Ждет, наверно, сына живым, глаз не смыкает, а мы ее топором – погиб, мол, и точка. А что геройски или не геройски, матери одна беда: о сыне плакать”. Бугров подумал и согласился: “Может быть, – говорит, – ты и прав, пожалуй, лучше рану не бередить”. Ну и уехал. А уже после отъезда его я узнал случайно, что сын учительницы Сахаровой живой вернулся, значит, ошибся Бугров, а как бы мы теперь в глаза ей смотрели!» Ермоленко сразу понял: ниточка! Опять сказал, собирает материал о подвигах советских военнопленных в годы Великой Отечественной войны и адрес Бугрова узнал. Сегодня с утра мы проверили. Есть такой в Тобольске: Бугров Иван Тимофеевич, старший механик авторемонтной базы. Ермоленко час назад уже туда вылетел. Свяжется со мной вечером.

      Я на мгновение окаменел, оцепенел, остекленел – слов у меня нет, чтобы выразить то состояние, в которое меня повергло сообщение Корецкого. Если Ермоленко точно записал рассказ Хлебникова, а в художественных вольностях Ермоленко уж никак не обвинишь, то слова Бугрова определенно звучат как свидетельство очевидца. Не бывает бесследных преступлений, говорил мой учитель полковник Новиков; какие хитрости ни придумывай,