Люди идут по дороге. Сергей Владимирович Киреев

Валька с Томкою, как я их любил!

      (Я сюжет не комкаю.

      Всё познал сполна я,

      Но в сравненьи с Томкою

      Валька – основная).

      В жизни место подвигу

      Сам найдёшь везде ты,

      Но она мне по фигу,

      Если баб в ней нету.

      В общем, как-то всё оно лихо завертелось.

      Спорт – моё призвание. А поэтом быть

      Я и не рассчитывал, просто мне хотелось

      Чем-то неожиданным Вальку удивить.

      И теперь я с рифмами лихо упражняюсь,

      У моей фантазии тот ещё полёт,

      Даже не сказать, что я сильно напрягаюсь,

      Как-то всё само оно у меня идёт.

      По стране стихи мои скачут, словно кони!

      Я тогда на холоде, на ветру озяб,

      У высотки сталинской, но в итоге понял:

      Всё, что люди делают, это ради баб!

      Пусть из рук всё валится,

      А вот ты поди-ка —

      Чем зазря печалиться,

      Бабу заведи-ка!

      Вот я и не вякаю!

      Я зимой и летом

      Был на связи с Валькою,

      Вот и стал поэтом!

2017

      «Он огонь умел глотать, он об стёкла спички чиркал…»

      Он огонь умел глотать, он об стёкла спички чиркал,

      Помнишь, как вы с ним гуляли в Ботаническом саду?

      Он тогда был молодой, он хотел работать в цирке,

      Он тянул ладони к небу, для тебя ловил звезду.

      И пока ты под луной банку с пивом открывала

      И под боком его жарким грелась, словно у костра,

      Он шнурки тебе связал, чтобы ты не убежала,

      И с тобою на скамейке целовался до утра.

      Солнце встало, и привет, ты ушла искать другого,

      Чтоб серьёзный был, при деле, чтоб не связывал шнурки,

      Чтоб машину «Кадиллак» по Бродвею вел сурово

      И держал на антресолях денег полные мешки.

      Ох, вела тебя судьба по колдобинам, по кочкам,

      Ох, валила тебя наземь, бесновалась, как в бреду.

      Ты бы склеила тот день по осколкам, по кусочкам,

      Как вы вместе с ним гуляли в Ботаническом саду!

      Ты красивою была, адской страсти жаркий пламень

      По тебе сто раз прошёлся, прогулялся, словно нож.

      И остался узелок на шнурке тебе на память,

      Ты над этим узелочком в уголочке слёзы льёшь.

      Вот опять ты и опять, просыпаясь среди ночи,

      Сад, скамейку вспоминаешь. Белый свет тебе не мил.

      И в подушку, в простыню до утра впотьмах бормочешь:

      «Ох, зачем ты меня, дуру, развязал и отпустил?»

1995

      «Били в рельсу, вставал затемно, пониманье имел смолоду…»

      Били в рельсу, вставал затемно, пониманье имел смолоду,

      Лес валил, в штабеля складывал, об колено судьбой гнут,

      Рвался, прыгал – дурной, дёрганый – расплеваться с зимой, с холодом,

      И, по мертвой земле шлёпая, в дом войти, где тебя ждут.

      Воля вольная, жизнь жалкая – подворотня, сквозняк, сумерки,

      Снег в лицо, и пойти не к кому – этот съехал, а тот – сел.

      Вдоль домов, возле стен граждане ходят смирные, как суслики,

      И