Небо на ремонте. Геннадий Григорьев

человеку

      был,

      разумеется,

      брат и друг.

      Человек человека

      бил

      не покладая рук.

      Аккуратненько

      на прицел

      человек человека

      брал.

      Я читал на его лице:

      человек человеку —

      брат!

      Разумеется,

      шел тогда

      наш прекрасный,

      великий век

      созидательного труда.

      Человека бил

      человек.

      Век гудит

      за моим окном.

      Век в счастливое

      завтра

      прет.

      Созидающим кулаком

      человек человека

      бьет.

      1970

      Год две тыщи никакой

      Хорошо то или плохо,

      но кончается эпоха,

      век уходит на покой.

      Мы сейчас вступаем с вами

      в странный год с тремя нулями —

      в год две тыщи никакой!

      Новый век ударит – датой!

      Мы отметим 45-й,

      перед ним 37-й.

      Ну а этот год – особый —

      угадай поди, попробуй,

      чем нас встретит – светом? Тьмой?

      Кто придет – варяги? Гунны?

      Кто – с брони или с трибуны

      нам укажет путь рукой?

      И в какой мы будем яме

      в этот год с тремя нулями —

      в год две тыщи никакой?!

      С новым счастьем, с новым годом!

      Я сейчас со всем народом,

      словно в омут головой,

      вместе с планами, стихами,

      в общем, вместе с потрохами

      в год вступаю нулевой!

      Пусть плетутся дни за днями.

      Будем в год с тремя нулями

      и с нулями жить в ладу.

      Вкусной вам духовной пищи,

      денег вам, друзья, – две тыщи! —

      в никаком таком году!

      Песенка статиста

      Мне досталась в этой пьесе

      очень маленькая роль,

      в ней всего четыре слова:

      «Мы прорвемся, мой король!»

      Десять выпадов рапирой

      и, когда свободен путь,

      умирающий противник

      мне клинок вонзает в грудь.

      Я лежу на авансцене,

      муха ползает по лбу,

      уходящего сраженья

      слышу грохот и пальбу.

      Но придет священник вскоре,

      побормочет надо мной,

      и король, потупя очи,

      скажет:

      «Умер как герой».

      Я спрошу его в антракте,

      скрыв под желтой маской боль:

      «Как вы справитесь с врагами,

      я ведь умер, мой король?»

      И король ответит грустно:

      «Не волнуйся, мальчик мой,

      я ведь сам по этой пьесе

      отрицательный герой».

      И его в ближайшем акте

      расстреляют у стены —

      очень может быть, на благо

      нашей чертовой страны.

      Маленький романс Вронского у камина

      Ах, какие были балы!

      Ах, куда нас страсть завела!

      Твои руки были белы,

      И какая любовь была.

      Ночь плыла над персидским ковром.

      И тела согревал камин.

      Это