Трущобы Петербурга. Константин Туманов

в одной он Иван Иваныч, чиновник, в другой Сидор Поликарпов, потому что у него не один пачпорт, а несколько. Вот ты тут и учти. Вот и тридцать шестой номер. Заперто изнутри, значит, спит еще. Теперь половина первого, – взглянув на часы, произнес Матвей и дернул за рукоятку звонка.

      За дверями послышался кашель и затем шлепанье туфель.

      – Кто там? – послышался грубый голос.

      – Это я-с, управляющий!

      – Сейчас.

      Отворил дверь высокий человек, средних лет, одетый в халат и туфли на босу ногу. Он посмотрел мрачно, несмотря на то что ничего уродливого в его лице не было.

      Он посторонился, чтобы дать дорогу пришедшим, и затем затворил дверь, глядя с недоумением на этих двух похожих друг на друга людей. Они пошли в небольшую кухню, в которой топилась плита и на ней кипело что-то в небольшом котелке. У окна был обыкновенный кухонный стол и около него две табуретки, на столе находились чайник и стакан с только что налитым горячим чаем. Тут же лежали намасленная чухонским маслом булка, само масло, свернутое в бумаге, недопитая сороковка и большая рюмка, два яйца и с фунт колбасы.

      – Позвольте вам представить нового дворника, – сказал Матвей, кивая головой на брата.

      – А… новый дворник, – произнес Ковалев, смотря то на одного, то на другого. – Это интересно!

      – Чем интересно, позвольте спросить?

      – Такое сходство, черт возьми. Редко бывают такие случаи, чтобы дворник так походил на управляющего.

      – Мы родные братья, – сказал Матвей.

      – А, братья! Но и родные братья не всегда походят друг на друга… Наверно, и водку пьете совершенно одинаково?

      Братья с улыбкой переглянулись между собой.

      – Я вас понял! – воскликнул Ковалев, не дожидаясь ответа. – Садитесь и хватим по такому случаю по единой. Что вы смотрите на бутылку, думаете, не хватит, найдется еще! Садитесь, пожалуйста, не церемоньтесь…

      Ковалев почти что насильно посадил их на обе табуретки и сам почти выбежал из кухни.

      – Удобно ли это будет? – спросил тихо Иван.

      – Что ж из этого? По крайности, мы кое-что и расспросим у него, – еще тише ответил Матвей. – Видишь, он малость выпивши, а такие люди больше откровенны.

      Ковалев вновь появился, волоча за собою стул и держа под мышкой большой бумажный сверток, а в руке – полбутылки.

      – Вы уж меня извините, – сказал он. – Я человек одинокий, бабы у меня не водится, потому щи варить для меня или там стряпать некому. Чем богат, тем и рад…

      Он сел на стул и начал развертывать сверток.

      – Да, однем вам плохо, – согласился Матвей. – И даже квартиру держать одному невыгодно, вот комнату бы…

      – А почему вы знаете, что мне нужна одна только комната?

      – Опять-таки из одиночества, а в комнате, глядишь, и хозяйка бы посмотрела за вами, приготовила бы кушанье, чаю заварила бы.

      – Да, это недурно для кого-нибудь другого, только не для меня, но какая хорошая хозяйка ни будь, все-таки мешала бы мне во всем, совавши свой нос не в свое дело, ну хотя бы под видом участия к моей особе.

      А