Трущобы Петербурга. Константин Туманов

у брата. Здесь – однообразие, тишина и бабьи сплетни и пересуды, там – кипучая жизнь и движение. Здесь – труд тяжелый от зари до зари, а там – легко и свободно. Он вспомнил про брата, разъевшегося мужика, одетого чисто, по-купечески, почти ничего не делающего и вечно сидящего то в трактире, то в портерной, в то время как за него работали нанятые им подручные. Они подметали улицу, чистили панели, носили охапки дров на шестой этаж, носили в участок паспорта на прописку, а Матвей только и делал, что получал доходы с огромного дома, толстел и жирел…

      И такое место вдруг предлагают Ивану! Не безумье ли отказываться от такого счастья?

      Подошла осень. Все полевые работы были уже закончены. Марьюшка стала замечать, что ее муженек чаще и чаще заглядывает в трактир, где останавливаются проезжие торговцы и скупщики всего что угодно.

      Из них все больше бывалые люди: кто был в Москве, кто в Питере, кто в Одессе или Киеве.

      Не прошел еще сентябрь, как Иван снова получил письмо от брата.

      В этом письме Матвей задавал прямой вопрос, что называется, ребром, приедет ли Иван в Питер, или нет, иначе он передаст его место другому человеку, который дает двести рублей отступного. Совершенно ни в чем не нуждающийся Иван позавидовал питерскому вольготному житью, особенно наслышавшись рассказов от вышеупомянутых торговцев о том, что там, почти пальцем о палец не ударивши, можно умеючи нажить большие деньги, особенно если человек со смекалкой.

      – Непременно поеду! – пришел к окончательному решению Иван и объявил об этом жене.

      Красивое, покрытое здоровым румянцем лицо молодой женщины стало белее полотенца.

      – Неужто поедешь? – спросила она с ужасом.

      – Чего ты испужалась! – воскликнул муж. – Чай, в Питере не ведмеди живут, а те же добрые люди.

      – Поезжай сам, коли тебе приспичило! – решительно сказала Марья, – а я останусь здесь, при маменьке.

      – Врешь, поедешь!

      – Что хошь делай со мною, а не поеду. Мало ли людей туда ездят, а жен дома оставляют?

      Бабушка Иринья только плакала, чувствуя, что ее уговоры ни к чему не приведут. В особенности восстал против этой поездки дядя Елизар:

      – Натолковали тебе, дураку, про Питер этот, а ты и уши развесил! И дернула нелегкая этого Матюшку в соблазн вводить тебя, будто сам и обойтись не может!

      – Да он пишет, что там у меня будут такие доходы, что здесь в год не заработаешь того, как там в месяц!

      – То-то там богачи есть! – сказал он. – Что неделя, то оттуда их к нам по этапу доставляют… Да, брат, везде хорошо, где нас нет. Ну да шут с тобой, поезжай, только хозяйство на кого оставишь?

      – На тебя, дядя Елизар. Возьми на свое попечение, да и матушку мою тоже. По гроб благодарен буду!

      – Мне и за своим хозяйством не усмотреть, – упрямился дядя. – Иринью-то я возьму, а землю с домом кому-нибудь в аренду сдай…

      – Отдать-то не шутка, надо на долгое время. А вдруг придется домой вернуться, коли там не повезет?

      – Эх, паренек, глупой твой разумок, сидел бы дома да хлеб жевал свой собственный,