Наследство последнего императора. 1-я книга (II). Николай Волынский

Поэтому у народных масс были основания считать сталинскую «большую чистку» актом возмездия за страдания и убийства невинных сограждан.

      17. Комиссар Яковлев. Екатеринбург

      РАЗДАЛСЯ скрежет и визг тормозов. Казалось, поезд разваливается на ходу. Заржали испуганно лошади, полетели на пол незакрепленные вещи, послышался звон разбитого стекла. Загрохотал снарядный ящик, где-то упавший на пол.

      – Что за черт! – вскочил с койки Яковлев.

      Он рывком надел брюки и гимнастерку, натянул сапоги и столкнулся на пороге с матросом Гончарюком.

      – Что там, Павел Митрофанович?

      – Темно и непонятно, – ответил матрос. – Машинист дал команду «стоп-машина!»

      – Почему?

      – Говорит, нет пути.

      – Что значит «нет пути»? Взорван?

      – Семафор ему, вишь, не нравится. Другой хочет.

      Они прошли на паровоз. Машинист и кочегар спокойно сидели на ящиках по разные стороны топки и, не торопясь, курили махру.

      – А, вот и начальство! Не задержалось, – сказал машинист, открыл дверцу топки и бросил в огонь окурок.

      – Почему стоим? – спросил Яковлев.

      – Семафора нет, – вздохнул машинист.

      – Куда же он девался? Неужели украли? – удивился Яковлев.

      – Сам-то столб на месте. Но проезда нет, – пояснил машинист. – Нет сигнала.

      – Рельсы-то на месте? – угрюмо поинтересовался Гончарюк.

      – Вроде пока не растащили, – ответил ему машинист.

      – Так, – задумался комиссар. – Но мы получили телеграфом подтверждение: путь свободен, нас ждут.

      – Мне телеграф – не указ, – возразил машинист. – Мне – светофор! Сигнал – закон, нарушение – каторга. Не сдвинусь с места, пока не узнаем, что там, – заявил машинист. – Может, ловушка какая? Двинусь и – в лоб встречному. А если он тоже броневой? И потяжелее нашего?

      – Но, – не согласился комиссар, – если кому-то вздумалось нам устроить крушение, то не лучше ли было оставить зеленый свет? Чтобы мы шли, ничего не подозревая, сразу в ловушку? Как вы считаете?

      – Я ничего не считаю и считать не могу, – отрезал машинист. – Не по должности. Моё – вот! – он взялся за сверкающую медную ручку контроллера. – А вы решайте.

      Яковлев высунулся в окошко, пытаясь что-нибудь разглядеть в кромешной тьме. Он открыл узкую дверцу из будки на смотровую площадку паровозного котла, поднял воротник кожаной куртки, вышел на площадку и осторожно двинулся вперед. Остановившись на передней площадке, снова долго всматривался в темноту. Луч прожектора пробивал густой туман, но света не прибавлял, только затруднял обзор. Внезапно налетел шквальный ветер и через минуту так же неожиданно стих. С неба обрушилась лавина лохматого мокрого снега и укутала весь поезд толстым белым слоем. Видимость исчезла совсем.

      Комиссар вернулся в будку весь белый с ног до головы. Постояв несколько минут