Наследство последнего императора. 1-я книга (II). Николай Волынский

государство, а была глухой угол Российской империи с неграмотным и тупым населением, где почти не было и нет нашего капитала… Роль евреев в жизни Финляндии всегда была ничтожна. Так что никаких явных причин нет у финляндцев, чтоб нас не любить. Никаких причин! Но вот что мы увидели: и революция пятого года и февральская прошли в России, как и в Финляндии, под разными лозунгами, но главным был – равноправие для евреев.

      Он дал минутную возможность Свердлову и Голощёкину усвоить все услышанное.

      – И что делает тихая, скромная, спокойная, совсем не антисемитская Финляндия? Как только ваш Ленин подарил ей свободу и независимость, финляндцы на второй день устраивают кровавое побоище и массовую резню наших братьев. Но в газетах о том никто не пишет. А вы не читаете. И не знаете, что там происходит – в свободной Финляндии. Никто не хочет знать… Европа не хочет, Америка не хочет. И вот, в полной тишине и спокойствии Финляндия принимает закон, по которому всем евреям запрещено жить там под страхом смертной казни! Приговор приводится в исполнение немедленно, без суда и следствия… Что это? Что это такое, я вас спрашиваю?! – горестно воскликнул Шифф, воздев вверх руки.

      – Да-да, конечно, – согласился Свердлов. – Это нехорошо. Но вот именно эти события в Финляндии укрепили нас в мысли декретом обеспечить защиту евреев здесь.

      Шифф презрительно усмехнулся и махнул рукой.

      – Нет, вы мне все-таки скажите мне, сын мой Яков, – опять страдальчески спросил он, – что же на самом деле будет через пять лет после вашего с Лейбой декрета? Все-таки не скажете? И вы, Шая, тоже, я вижу, не скажете…

      – Нет, почему же, рав Якоб, – возразил Голощёкин. – Я могу сказать…

      – Так в чем же дело!

      – Конечно, уважаемый рав Якоб, – начал Голощёкин, – вы очень даже за свои мысли правы. Но обратно ж не так все будет страшно. Да, я думаю, будет небольшой антисемитизм.

      – Вот! – шлёпнул ладонью по колену Шифф. – Вот я об чем говорю! Поняли, в концов конце! Но только он будет очень большой, ваш антисемитизм. Такой большой, что больше не бывает! Больше вашего с Троцким декрета. Трупы евреев будут лежать в каждой помойной яме. Но и помоек не хватит, и будут тела братьев наших валяться прямо на улицах. И виноваты будете вы, Яков! – Шифф, распаляясь, ткнул пальцем в сторону Свердлова и едва не попал ему в пенсне. – Кому это будет выгодно? Кому это будет полезно? Кому? Это спрашиваю вас я, старый Якоб Шифф, который много повидал на своём веку, а ещё больше размышлял!..

      – Однако… однако, рав Шифф, – проговорил Свердлов, отстраняясь на всякий случай назад. – И об том мы с товарищем Троцким тоже говорили, и Троцкий…

      – Плохо! – перебил его Шифф. – Очень плохо вы думали! Вы совсем не умеете думать! Ни на один карат не умеете. Ну, и что там ещё надумал ваш дорогой товарищ Троцкий?

      – М-м-м… Так я ж уже сказал, – недовольно проговорил Свердлов. – Вся власть у нас. Армия у нас в руках.