Наследство последнего императора. 1-я книга (II). Николай Волынский

значит, будешь отбивать у врага наши трупы.

      – Ты эти шуточки брось! – рассердился комиссар. – Я человек не суеверный, и приметы для меня ничего не значат. Но болтать попусту и дразнить фортуну тоже не советую. Приказываю: чтоб ровно через час был здесь и доложил обстановку! Далеко не отрывайся. В случае чего – открывай огонь. Услышим. Да патроны береги. Знаю я вас, мальчишек. Вам лишь бы пострелять…

      – Есть беречь патроны!

      Дрезина лязгнула плохо смазанными шестеренками, постепенно набрала скорость и исчезла в белой кромешности.

      Прошло полчаса. Снова поднялся ветер, завыл в телеграфных проводах. Метель внезапно прекратилась. Еще через полчаса, когда Яковлев собрался дать команду, чтобы машинист начал медленно продвигаться, горизонт осветили вспышки выстрелов, потом донеслись хлопки винтовочных залпов, сквозь которые прорезывались пулеметные очереди. Скоро винтовочная стрельба прекратилась, прозвучали еще несколько коротких очередей, и всё затихло.

      Яковлев спрыгнул на землю, к нему подошла Новосильцева.

      – Пошлете разъезд? – спросила она.

      – В такой темноте? – с сомнением произнес комиссар. – Лошадям ноги переломаем.

      – Вам лошади дороже своих людей?

      Комиссар пристально посмотрел ей в глаза.

      – Евдокия Федоровна… то есть Глафира Васильевна, – тихо произнес он. – Вы, наверное, уже заметили: я всегда с большим вниманием выслушиваю чужие мнения. И мне особенно нравится, когда они не противоречат моему. Но это не повод для ваших прокурорских эскапад. Давайте-ка лучше еще послушаем – у вас слух получше моего, так что помогайте.

      Они молчали с четверть часа, но сквозь белое безмолвие не пробивалось ни звука.

      Потом снова раздались несколько коротких очередей.

      – Ну вот, – произнес Яковлев. – Люди, конечно, мне дороже лошадей. Но и лошади нужны не меньше людей… Все слышали? Противник не принял бой. Или уничтожен. Работает только наш пулемет. И то, чувствую, бьет по кустам, для острастки.

      – А что, разве мой бледнолицый брат Чуткое Ухо совсем исключает, что у противника тоже может оказаться томпсон? – спросила Новосильцева.

      Яковлев не ответил.

      – Свет! – крикнул он машинисту.

      Прожектор снова прорезал тьму, но теперь он хорошо осветил блеснувшие рельсы и мелкий лесняк по обеим сторонам насыпи. Скоро удалось рассмотреть темное движущееся пятно, а потом послышался лязг дрезины.

      Разъезд потерь не понес. Только у одного из красноармейцев ухо было в крови. Он прижимал к нему грязноватую тряпицу.

      – Ничего – царапина, – словно оправдываясь, сообщил он комиссару. – Только течёт малёхо…

      Яковлев внимательно осмотрел его рану.

      – К фельдшеру! Не хватало заразу в ухо занести. Ну, что там? – спросил он Зенцова.

      – Прочесали лесок. Никого. Но была кровь на снегу и брошенный инструмент, – ответил Зенцов-младший. – Рельсы разбирали. Помешали мы им.

      – Сколько их было?

      – Человек