Желанная беременность. Юлия Рябинина

губы растягивает улыбка.

      – У следователя сегодня была, – опуская взгляд в кружку, отвечаю маме на заданный вопрос.

      – И что говорит? Этот следователь? Что-нибудь путевое?

      – Сомневаюсь, мам, что он скажет что-то путевое, – передергиваю ее слова.

      – Этого стоило ожидать, – вклинивается в разговор папа.

      – Предварительным следствием установлено, что машина взорвалась не по вине МЧСовцев, а от того, что в поврежденном двигателе произошло замыкание, – я сделала вдох, больше похожий на всхлип.

      – Дочка… – тут же ко мне на диван подсела мама и обняла за плечи.

      – …и именно это привело к взрыву. Несчастный случай, – прикрываю рот ладонью, пытаясь сдержать рыдание.

      – Даша, девочка моя, – мама прижимает к своему плечу мою голову, – а что завтра? Людмила готовит поминки? Нужно бы помочь? Дашуль, ты прекращай разводить мокроту, Валере не понравилось бы, что постоянно плачешь. Подумай о ребеночке… – она вдруг замолкает на секунду и отнимает от меня руки, – ты что чай разлила? Мокро…

      Она проводит подо мной рукой, а я сижу и сдвинуться с места не могу. Меня словно парализовало.

      – Никита! – слышу крик мамы над ухом. – Что это, Даша? – она трясет перед собой рукой, испачканной кровью. – Никита, скорую срочно вызывай, да быстрее же! Даша, Даша! – она трясет меня за плечи. – Даша, посмотри на меня!

      Но я не могу сфокусировать взгляд на ней. Мое сердце стучит через раз. Я чувствую, как внизу живота становится невыносимо влажно и жарко. Опускаю руку и провожу между ног, поднимаю пальцы к лицу. Внешний мир превратился для меня в сплошное красное пятно. Я в этот момент умирала, так же, как во мне умирала частичка Валеры. Я чувствовала это… это нельзя ни с чем спутать. Ниточка связи с ребеночком становится все тоньше и тоньше, а потом… потом она просто исчезает, и ты остаешься одна… опустошенная и раздавленная, словно пустая пластиковая бутылка, смятая сильными безжалостными пальцами судьбы.

      ***

      – Будем вызывать искусственные роды, срок уже большой, аборт делать опасно, – прогремел над головой грудной бас.

      – Что? – шевелю пересохшими губами, но меня, видимо, никто не слышит, продолжаю говорить, так как будто меня здесь нет.

      – Вводите препарат, – продолжает мужчина.

      – Не надо, прошу… – говорю чуть громче, хочу поднести руку к глазам, но она не слушается меня.

      – О, проснулась, голубушка, – мне с глаз снимают повязку, теперь понятно, почему я ничего не видела, тут же поворачиваю голову к рукам. Привязаны.

      – Что происходит? Где я? – сильнее дергаю руки, пытаюсь освободиться.

      Что происходит, почему я здесь? Окидываю взглядом помещение. Больница, это точно больница.

      – А ты у нас, получается, ничего не помнишь? Амнезия? – ехидничает мужчина.

      На вид ему лет шестьдесят. Ссохшийся, как сморчок, и не скажешь, что он обладатель столь грубого голоса. Последнее, что помню – у меня началось кровотечение. А дальше пустота, провал, а потом слова этого мужчины.

      – Прекратите со мной