Слово закона. О магах и людях. Артём Останский

рванул к Лире. Хотел рвануть. Но остался недвижным. Все тело неимоверно ломило, а отдышка была такая, точно он пробежал десять верст.

      – Ее уже не спасти. Соберись! Барьер! – быстро пронесся в мыслях голос Нарии.

      Из последних сил Орен заключил себя в силовой кокон.

      Выпущенные из арбалетов болты со звуком отскочили от него. Ноги – цель стрелков. Ни один простой человек не осмелится убить мага, пусть и отступника.

      – Беги! – скомандовала Нария. – Беги к воротам! Быстрее!

      И Орен побежал, поддерживая купол. Болты вновь и вновь отскакивали от него – каждый удар в купол колоколом отзывался в его голове. Раскаяние, трепет и усталость всегда отходят на второй план перед жаждой жизни. Бежал он в сторону толпы, пробежал мимо неподвижно лежащей Лиры, стараясь не замечать ее. Люди в панике расступались перед ним, отскакивали, рассеивались, расталкивали впереди стоящих, а те, в свою очередь, других, лишь бы не попасться на пути свихнувшемуся ренегату. Арбалетчики либо присоединялись к хаотичной давке, либо увязали в ней. Упавшие, так и оставались лежать под ногами толпы.

      Завернув на другую улицу, он развеял барьер – из носа хлынула кровь, – валился с ног, но продолжал бежать. На его счастье, паника не дала стражникам быстро среагировать, а Западные ворота, ведущие из города, находились буквально через пару кварталов.

      Уже за городскими стенами он услышал отдаленный звон колоколов, услышал скрежет стремительно опускающейся массивной решетки, предшествующий медленному закрытию самих ворот.

      Орен спотыкался, стесывал в кровь ладони и колени, вставал и мчался под бойкие команды Нарии. Бежал, оставляя позади прошлое, убегал от настоящего и даже думать не хотел о будущем. Он сделал все от него зависящее, чтобы погиб единственный добрый к нему человек, – все для того, чтобы окончательно утвердить себя врагом Ил Ганта, – приложил все усилия, дабы перечеркнуть все пути благополучного исхода.

      Уже потом Орена, изнеможенного и голодающего, скитающегося по лесной глуши, события этих дней раздавят как оползень и похоронят под собой, и будет погребен его разум бесконечно тянущимися седмицами внутренних печалей и внешних невзгод.

      Глава 5

      Дверь

      Аэрон раскинулся в изысканном кресле напротив камина, недовольно потрескивающего от сырой древесины. Мягкое мерцание разливалось по орнаментным коврам, расписным фарфоровым вазам, отражалось во внушительном бюсте Этариуса из горного хрусталя и выхватывало из тени рабочий стол из красного дерева. На маленькой столешнице в углу дымили кофейные благовония. Откинув голову на мягкий подголовник, он потягивал сладкое халлийское вино из золотого, обрамленного рубинами кубка. Внезапно пришедшая мысль о том, что его кровным родителям пришлось бы месяц работать за кубок такого вина, вызвала у него непредумышленную улыбку.

      Взор его устало скользнул по стенам и остановился на картине