Женевьева спасает Париж. Книга первая. Екатерина Нигматулина

Только, умоляю тебя, не начинай обсуждать с ним «Пари Сен-Жермен». Он их терпеть не может, ты же знаешь. Вы все время рассориваетесь так, что я потом год его успокаиваю! И… – Гиньоль поманил рукой Бредото, и тот наклонился, подставив ему свое ухо.

      Бредото помрачнел и замотал головой.

      – Не может быть! Это противоречит даже их названию!

      – Боюсь, что это так, и чем скорее мы этим займемся, тем лучше.

      Женевьева заметила, как Бредото достал из кармана телефон и что-то записал.

      Дети вышли из театра и отправились прямиком к площадке для игры в петанк, которая находилась у южного выхода парка. Первым шел Бредото и насвистывал какую-то знакомую мелодию. Римский профиль, статная походка и тот необходимый налет отчужденности и приближения, который сражает наповал девушек любого возраста ему очень шел. Николя волок за собой малышку Софи, которая хныкала из-за того, что ей не разрешили зайти на детскую площадку рядом с театром.

      – Хочу на качели, – плаксиво упиралась она.

      – Никогда тебя больше с собой не возьму, – бурчал Николя. – Таскайся тут с тобой.

      Марсель чуть отстал, потому что непонятно откуда достал еще один бутерброд и весело начал его жевать.

      – Хочешь? – предложил он Женевьеве. – С козьим сыром.

      Девочка, вежливо поблагодарив, отказалась и подошла к Сильвии.

      – Ты давно тут? В Пятерке?

      – Месяца полтора, думаю. Бредото нашел меня еще в августе, мы редко когда выбираемся из Парижа на лето. То есть никогда не выбираемся, – покраснев, уточнила она. – Месье Бредото знает дедушку и говорит, что положил на меня глаз с моего рождения. Так что я тут, как бы это правильно выразиться, по знакомству, – улыбнулась она. – Мы живем недалеко, на набережной, Бредото часто приходит к нам в магазин и к дедушке на блины. Джордж делает самые вкусные блины в Париже.

      – Дети, догоняйте скорее! Мы уже на месте, – прервал их Бредото.

      Женевьева часто проходила в этом углу Люксембургского сада и видела табличку «Зарезервировано для петанка», но редко останавливалась, чтобы посмотреть. Петанк был долгой и нудной игрой для пенсионеров, любящих развалиться в тени платанов где-нибудь в Провансе и, натянув шляпу на глаза, ругаться всеми приличными и неприличными выражениями богатого французского языка. Так делал дедушка, бравший ее маленькую с собой на пустырь недалеко от Роны.

      Месье Бредото махнул им рукой, и они зашли на площадку, где уже стояли пятеро игроков. Женевьева попыталась их рассмотреть. Один из них, самый старый с седыми волосами и такими же седыми усами, был в бежевых брюках, теннисных кедах и смешной кепке с помпоном. Он что-то весело рассказывал второму, в широкополой шляпе и с сигаретой, которая, казалось, прилипла к его зубам и никак не уменьшалась в размере. Третий, высокий, гораздо моложе остальных, с мощной челюстью («Как у неандертальца!» – Женевьеве почему-то вспомнилась экскурсия в музее естественных наук в ботаническом саду)