Жулики. Книга 3. Николай Захаров

сам не знаешь, собачий сын?– удивился Мишка.

      – Наветы!!! Все облыжно!!! Господин поручик, как перед Христом Богом!!! Клянусь!!!

      – Ты еще Бога вспоминаешь. Сволочь!-

      Мишка отшвырнул стул.– За сколько Россию продал? Ну, колись гад?– от такого обвинения Грязнова снова бросило в жар, и шишка на лбу стала не так заметна. – "Это я, кажись палку перегнул слегка. Увлекся",– подумал Мишка и с удивлением услышал вопль Грязнова:

      – Не своей волей, принудили. Жизни лишить супостаты, грозились и всю фамилию извести. Каюсь! Взял!

      – Сколько?– опешил Мишка.

      – Пятьдесят тысяч ассигнациями,– зарыдал Грязнов.

      – Вот, значит, на какие деньги хоромины эти отгрохал, гад? Бери бумагу, чернила и пиши покаянное прошение на имя Императрицы со всеми своими пакостями. В подробностях. Где, от кого, сколько, когда и за что. Более для тебя ничего сделать не могу, мерзавец, – и повернувшись к пришедшей в себя боярыне Грязновой, над которой хлопотали дворовые девки, скомандовал ей:

      – Чего разлеглась свиньей? Марш за чернильницей, пером и бумагой. Бегом!!!– и боярыня, забыв про то, что она боярыня, помчалась в глубины дома, заполошно вереща:

      – Господи, пронеси и помилуй,– а через минуту уже вернулась со всем, что требовалось, и опасливо косясь, на Мишку, выставила все на столик:

      – Пиши скорее, Вадим Аполлонович, видишь, господин поручик в нетерпении гневается,– подсунула она листы бумаги под руку мужа, уже сидящему за столом и трущему шишку на лбу.

      Глава 4

      Писанина заняла минут сорок и за это время немец управляющий, пытался несколько раз сбежать и, в конце концов, так надоел Мишке этими своими рывками то туда, то сюда, что он велел Тихону взять у стоящего внизу крестьянина вилы и приставил его к немцу:

      – Еще раз дернется – коли в окорок,– разрешил он ухмыляющемуся злорадно Тихону и, повернувшись к боярину Грязнову, склонился над ним.

      – Складно излагаешь, молодец. Так глядишь и до Турухана живым доберешься, вместе с красавицей боярыней,– от этих слов боярин даже язык от усердия высунул и заскрипел пером еще бойчее.

      – Теперь число и подпись поставь. Напиши, что без принуждения писано и что каешься перед Государыней и Богом,– боярин Грязнов, взглянув на Мишку, подобострастно кивнул и написал, что велено.

      – Ну вот, с одним делом разобрались,– Мишка принялся читать чистосердечные показания Грязнова и брови его удивленно поползли вверх.

      – Однако!!! Значит, вот этот гусь к тебе соглядатаем приставлен?– Мишка ткнул в сторону немца саблей и немец дернулся, напоровшись на вилы и зашипев от боли.

      – На кого работаешь, фашист? Молчать будем? Считаю до трех и велю повесить на воротах конюшни. Раз, два…– до трех досчитать немец не дал, упав на колени и завопив:

      – Все скажу,– трещал потом полчаса без остановки, не дожидаясь вопросов и оказалось, что работает он на всех кроме: дефензивы, массад, гестапо и НКВД – и понятно почему. Этих пока просто