Жулики. Книга 3. Николай Захаров

с немца всю его тысячелетнюю спесь.

      Удар получился отменный, снесший немцу пенсне вместе с цилиндром и отшвырнувший его в сторону, метров на пять, под ноги сидящему на стуле с вычурными спинками и за таким же столиком хозяину поместья. То, что это именно боярин Грязнов у Мишки и сомнений не возникло, стоило ему только глянуть на придурковатую физиономию этого человека. Шелковый цилиндр и фрак не делали ее умнее и выглядели на нем, как на корове седло. Морда /именно морда, а не лицо/ с широко поставленными глазами и носом картошкой, щеки лежащие на открахмаленной воротничке, кого-то напомнили Мишке и он остановился, пытаясь припомнить кого.– "Колобок, Пузырь",– вдруг осенило его.– "Не удивлюсь если тот этому потомок".

      А Боярин -"Колобок" уже поднимался со стула и наливался нехорошим свекольным цветом. Затем он распахнул свою пасть и заорал голосом, неожиданно визгливым и требовательным:

      – Что сие значит? Разбой? Кто допустил? Где сторож? Запорю! В батоги!– выплевывал он слова и надвигался на Мишку, размахивая здоровенной тростью, с набалдашником в виде львиной головы.

      Немец-управляющий, выплевывая осколки зубов, благоразумно уполз под столик и выглядывал оттуда, из-за свисающей скатерки, шелудивым псом. Грязнов же, не понимая, что нагрянувшие к нему незваные гости, вполне могут и с ним так же обойтись, пер на Мишку со своей лакированной дубиной, вытаращив глаза и плюясь словами:

      – По какому праву? Хамы!! Сатисфакции!!! В суд!!! Государыне-Императрице!!! В железа!!! В Сибирь!!! В каторгу!!!

      – Достал ты уже всех визгами своими,– перебил его Мишка и видя, что придурок -"Колобок"– образца 18-го века, намахивается на него своей тростью, перерубил ее пополам и развернув Грязнова, пнул коленом под обтянутый фраком зад. Боярин скакнул в сторону столика, снося его с места вместе со стульями и прикладываясь свекольной рожей к мраморному полу, а Мишка, не давая ему опомниться, шагнул следом и, перевернув пинком тушку боярина, приставил лезвие сабли к его жирной шее. От такого бесцеремонного обращения, явно не привыкший к такому боярин, из свекольного цвета, резко перекрасился в абсолютно белый. Побледнел как полотно и залязгал зубами. Впервые за всю свою паразитическую жизнь он подвергся насилию и унижению и, будучи деспотом по натуре в душе, конечно же, как и положено, пригрел душонку раба. Ничтожного и трусливого.

      – Прошу прощения,– забормотал он, голосом подобострастным и испуганным.– Не имею чести быть вам представленным, господин поручик. По какой надобности изволили посетить нас в наших палестинах?

      – Так-то уже лучше,– Мишка поднял один из опрокинувшихся венских стульев и сев на него, закинул ногу на ногу, уперев ботфорт со шпорой, в плечо лежащего перед ним боярина.

      – Мы из канцелярии Безбородько, посланы тебя, сукин сын, арестовать и в Сибирь препроводить. Разгневалась на тебя Матушка-Императрица, прослышав про дела твои беззаконные, богопротивные. Велено тебя отправить в Туруханск и по дороге удавить, чтобы другим неповадно было,-

      ткнул