Во дни усобиц. Олег Яковлев

швырнул в волны кожуру от дыни, слуга полил ему на руки воды, он вытер холёные пальцы чистым полотенцем и, перегнувшись через борт, глянул на гребцов. Мерзостное зловоние шло снизу, от немытых годами тел невольников. Купец брезгливо поморщился и отвернулся, дыша в щедро пропитанный благовониями шёлковый платок.

      Сверху послышалась короткая отрывистая команда капитана. Надсмотрщики с удвоенным усердием захлестали кнутами. Корабль развернулся и поплыл вдоль берега, гребцы под непрерывное щёлканье бичей убыстрили ход дромона, на корзинах на мачтах зажглись смоляные факелы. В тёмную ночь уносился дромон, а в трюме, окружённый крысами, тосковал по былой вольной жизни молодой русс, с тревогой осознающий, какие напасти и беды ожидают его впереди. Он не ведал, что над ним – ночь, день, утро или вечер – в трюме всегда царила темнота, и так же сумрачно и ненастно было у него на душе. Талец терял веру в себя, в свои силы, на короткое время он забывался сном, словно уходил от мрака бытия, отодвигаясь от него, окутываясь пеленой дымки. Снились ему глубокий овраг, погружённый в молочной белизны утренний туман, капельки росы на сочной зелёной траве, алые ягодки рябины – Русь, родная земля, близкие, до боли в сердце знакомые места представали его взору. И думалось с горечью: вернётся ли, увидит ли он их когда-нибудь? Не было на этот немой вопрос никакого ответа, лишь плеск волн слышался за дощатой стеной да раздавались наверху свистки и топот ног.

      Талец беспокойно ворочался и снова погружался в забытьё.

      Глава 3. Бегство из рабства

      Толстый евнух довольно потирал руки. Как раз такого раба – молодого, стройного и красивого – велела купить ему госпожа. Ещё она повелела не скупиться, отдать торговцу на невольничьем рынке редкой красоты ожерелье и жемчужный перстень в дорогой серебряной оправе. С ожерельем пришлось расстаться, ещё отсыпать вдобавок несколько монет, а перстень евнух припрятал – решил сказать госпоже, что тоже отдал его за раба. С вожделением думал он о жемчуге, переливающемся в солнечном свете, окованном серебристыми змейками. Такого красивого камня никогда не доводилось ему доселе держать в руках. Тем приятнее будет иметь его у себя в доме.

      Глупые привычки у господ! Евнух презрительно рассмеялся. Разве стоит какой-то там жалкий раб дорогого ожерелья из разноцветных камней?! Что может быть краше полыхания алмазов на шее или сверкания изумруда на пальце!

      В просторном каменном доме царили тишина и покой, в воздухе ощущался терпкий запах церковного фимиама. На полу стояли большие медные чаши, через отверстия в их крышках курился голубоватый дымок. Полы украшала мозаичная роспись, в глазах рябило от сочности красок, стены покрыты были хорезмийскими коврами и парчовыми покрывалами, на столах виднелась золотая посуда, куманцы[26], старинные фарфоровые амфоры, с потолка свисали хоросы[27] со множеством сияющих свечей.

      Очутившись после грязного трюма и пыльного торжища посреди этого великолепия, Талец невольно затаил дыхание. Ощущение было такое, будто попал он в некую сказку –

26

Куманец – узкогорлый кувшин восточной работы.

27

Хорос – люстра.