Во дни усобиц. Олег Яковлев

добавил Осулук. – Потерпи, недолго коршуну парить. Колчан охотника полон стрел. Недолго каназу Всеволоду сидеть в Киеве.

      Половцы переглянулись и залились пронзительным неприятным смехом.

      «Будто птиц хищных клёкот! – набожно перекрестился Авраамка. – Ох, Русская земля! Напасть опять на тебя, многострадальную!»

      Глядя на смеющихся половцев, натянуто улыбнулся и Роман. Приходилось терпеть, ждать. Этот ничтожный человечишко, паршивый грек, к сожалению, оказался прав.

      …В свой стан Роман и Авраамка воротились уже вечером. Хмуро стянув с плеч кольчатую бронь, Роман устало повалился на кошмы и тотчас захрапел. Авраамке же не спалось, он долго беспокойно ворочался, наконец не выдержал, встал и тихонько выбрался из вежи[111].

      Красная луна горела над степью, с шуршанием гнулись под порывами ветра высокие травы, с реки доносились негромкие голоса половецкой сторожи.

      Неизбывная тоска светилась во взоре пылающих чёрных глаз Авраамки.

      Идти против Руси – нет, он убежит от Романа, уйдёт, как только представится такой случай, нечего делать ему среди этих грубых воинов и диких степняков. Его место – княжеская библиотека, книги в деревянных окладах с медными застёжками, свитки; не меч, но гусиное перо – его оружие. Эх, страсти, неистовые страсти! Пламенная любовь к русской красавице-княгине, Роксане, вдове князя Глеба – вот что вынесло его на степные вольные просторы. Где она теперь, Роксана? Наверное, доживает век свой за непроницаемой монастырской оградой, ходит в чёрном повое, скрывающем проседь в шелковистых русых власах.

      О, как она прекрасна! У неё серые с голубинкой, чуть насмешливые глаза, немного припухлые уста, прямой тонкий нос, изогнутые дуги бровей, она стройна и статна. А её изящные ножки, обутые в красные сафьяновые сапожки! А длани её с длинными тонкими перстами, ласковые и сильные! Нет, не забыть этой невиданной красы! Иной такой Роксаны нет в мире.

      Громко зашуршала около вежи высокая степная трава. Авраамка порывисто обернулся.

      «Какой зверь или лихой человек?» Он крадучись, затаив дыхание, пробрался поближе к вежам.

      Из густых зарослей показалась голова в мохнатой лисьей шапке.

      – Где каназ Роман? – до ушей Авраамки долетел мягкий девичий голосок.

      – Он здесь, в веже, спит. Что ему передать? – отозвался, выпрямившись во весь рост, грек.

      Он узнал быстроглазую красавицу Сельгу. Половчанка подошла к Авраамке вплотную и тронула его за рукав вотола.

      – Веди меня к каназу! Я убежала из стана, никто не видел! О, как он красив! Какое у него лицо! Каназ, настоящий каназ! Батыр!

      Она прерывисто, тяжело дышала. Лёгкая шёлковая рубаха вздымалась на её груди, алые уста подрагивали от волнения.

      Авраамка побежал будить Романа.

      – Кличь вборзе её! – продирая заспанные глаза, вскричал князь. – А сам покуда возле вежи постой, посторожи. Не понаехали б её родичи, не хватились бы!

      Роман довольно потирал руки.

      Сельга не вошла – ворвалась

111

Вежа – воинская палатка.