История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2. Луи-Адольф Тьер

в 150 франков, и в этом пункте замысел правительства вновь получил полную поддержку палат.

      Производители сахара также подавали жалобы в правительство и в палаты. Сахароваренное производство было старейшей французской отраслью, одной из наиболее распространенных и продуктивных, особенно в те времена, когда Франция владела Сан-Доминго и завозила оттуда огромное количество сахара-сырца, перерабатывая его для значительной части Европы. Война, оказав благоприятное воздействие на развитие промышленности, в то же время способствовала быстрому росту иностранного сахароварения. Французские производители сахара возмущались, призывали вспомнить о великих временах колониального расцвета, были услышаны и добились запрета на ввоз сахара.

      Сельское хозяйство также имело свои претензии и нашло в Законодательном корпусе благосклонных слушателей. Наши земледельцы хотели воспользоваться открытием морей, чтобы экспортировать зерно и шерсть. Вывоз зерна был запрещен во времена последних неурожаев, а что касается шерсти, Наполеон запретил вывозить не только ее, но и стада, потому что хотел добиться исключительного улучшения французской шерсти с помощью импорта мериносов. Земледельцы требовали свободной торговли зерном, шерстью и овцами, а против них выступали жители побережья, то есть Нормандии, Бретани и Вандеи, пламенно роялистских провинций. Однако доводы земледельцев были весьма убедительны, ибо если естественно запрещать ввоз иностранных товаров в интересах национальной промышленности, куда менее естественно запрещать вывоз национальных продуктов. Казалось, они были правы; и палата депутатов, согласившись с министром финансов, разрешила вывоз зерна, обложив его подвижной пошлиной, зависевшей от цены. Разрешили также экспорт шерсти, ограничившись введением пошлины на вывоз баранов.

      Таковы были основные меры, посредством которых попытались осуществить переход от континентальной блокады к свободе мореплавания. Меры эти, задуманные в духе похвальной умеренности, получили всеобщее одобрение.

      Король по-прежнему уверенно и спокойно рассматривал все вопросы и предоставлял действовать министрам, когда речь шла не об основах его власти или интересах эмиграции. Так, в отношении государственного имущества творилось подлинное насилие, и если бы Людовик мог, он вернул бы его прежним владельцам. В частности, он весьма неодобрительно отнесся к аресту Дара и Фальконе, авторов нашумевших брошюр. После недолгого следствия обоих адвокатов отпустили на свободу под бурные рукоплескания эмигрантов, которые навещали их и окружили заботами во время недолгого заключения и продолжали окружать заботами после выхода из тюрьмы.

      Король вставал также на сторону телохранителей в их стычках с национальными гвардейцами и с армией, поддерживая их любой ценой. Не переча королю, его министры старались только предупреждать новые столкновения или исправлять их последствия, если не