Евгения. Лана Ланитова

направление, идущее к кухне, и многозначительно подмигнул.

      Летом в усадьбе Зотовых обеды готовились на открытой кухне, стоящей отдельно от основного дома. Кухня та располагалась под большим белым навесом. Еще издали Григорий услышал стук ножей и почувствовал аромат жареного лука. На больших сковородах скворчали куски мяса, рядом кухарка, толстая Пелагея, помешивала лук. Две другие работницы варили в медном тазу варенье из малины.

      – Пелагея, а ты не видела Степана?

      – Видела, батюшка. Недавно пробегал. Чаю попил с малиновыми пенками и дальше. Куда пошел, не знаю.

      – Вот каналья! Чем он занят целый день?

      – Не скажу, Григорий Иванович. Они ездили куда-то, чего-то возили. Потом куда-то ходил еще. Потом с Танькой нашей все зубоскалили.

      – А где Танька твоя?

      – Танька! – зычно крикнула Пелагея. – Подь суды.

      Но невидимая Танька так и не откликнулась на зов поварихи. Пелагея недоуменно оглядывала кухню.

      Зотов движением руки успокоил ее и пошел по направлению к дальнему сараю. На цыпочках он приблизился к плотно закрытой деревянной двери. Из-за нее доносились шорох, возня и странные звуки – то ли мычание, то ли всхлипывание. Зотов сразу догадался о том, что там происходит. Он помедлил несколько минут, но поняв, что те, кто схоронился в сарае, не желают закругляться, резко рванул дверь. Деревянная щеколда с легкостью отлетела в сторону. Яркий сноп света осветил белую тощую задницу приказчика Степана. Она ритмично двигалась над разверзнутыми и молочными телесами Таньки.

      Танька вскрикнула и скинула с себя Степана. Перед глазами Григория мелькнула мокрая женская пи*да, обильно заросшая волосами, круглый живот, упругие ляжки и тонкие щиколотки ног, обутые в чуни. Степан вскочил с охапки сена и встал по стойке смирно, словно солдат, одновременно оправляя портки и застегивая штаны.

      – Вам что, ночи мало? – сурово спросил Зотов.

      – Простите, ваше благородие. Более такое не повторится.

      Танька тоже оправила юбку, короткие розоватые пальчики нервно застегивали пуговки на кофте. Она не смотрела хозяину в глаза, круглые щеки ее алели от стыда.

      – Татьяна, вы же незамужняя девица, – покачал головой Зотов.

      А Танька в ответ начала вдруг шмыгать носом.

      – Простите, барин… – всхлипывала она.

      – Я-то прощу, моя дело – сторона. А вот если родители твои узнают, тогда что? Он, – Зотов показал головой на Степана, – женится на тебе?

      – Чего я должен на ней жениться? Она не дева мне досталась.

      – Чего ты брешешь? – гневно одернула его Татьяна.

      – Как же, брешу! Я в тебя первый-то раз вошел, как нож в масло. До меня тебе целку-то порвали, так что, не строй из себя тут правильную.

      – Чего? – наступала рассвирепевшая Татьяна, подоткнув руки в боки. Несколько верхних пуговок она не успела застегнуть, и сквозь распахнутый ворот Зотов увидел торчащую и пленительную девичью грудь.

      – А ничего! Ты и до меня здесь любовь крутила. С Колькой, говорят, и Силантием.

      – Не ври!

      – Так, замолчите оба! Татьяна,