Прежде чем мы стали чужими. Рене Карлино

>

      МЭТТ

      Я сижу, откинувшись на спинку кресла и высоко задрав ноги, а жизнь проносится мимо с пугающей скоростью. Я не признаю изменений и изо всех сил пытаюсь игнорировать этот мир. Я не обращаю внимания на то, что может иметь существенное значение. Я категорически не согласен со всеми текущими событиями. Я не выношу дурацкие смайлики, слово мета- и людей, говорящих в очереди по телефону. Про джентрификацию можете даже не начинать. Вокруг здания, где я работаю, на три квартала открылось двадцать три «Старбакса». Студии звукозаписи, фотолаборатории и магазинчики грампластинок медленно умирают, а вместо их еще не остывших тел выскакивают кафе с мини-кексами и барбер-шопы. На MTV перестали показывать клипы, а в барах запретили курить. Я больше не узнаю Нью-Йорк.

      Примерно так я размышлял в тот день, сидя в редакции Нэшнл Джиогрэфик, в своей кабинке полтора на полтора метра. Увы, после перехода несколько лет назад на офисную работу я больше не ощущаю его ни Национальным, ни Географическим. Я ушел с просторов, где видел весь мир, и вернулся в нору, где не вижу ничего. Я нахожусь в самом центре своего любимого города, но мы стали чужими. А я все цепляюсь за прошлое, сам не зная зачем.

      Скотт хлопнул меня по спине:

      – Привет, старик! Как насчет ланча в Бруклине?

      – Чего так далеко-то? – удивился я, теребя батарейку в своем телефоне.

      – Там есть одно местечко с пиццей, которое я давно хочу тебе показать. «Чиччо», слыхал?

      – Да брось, на Пятой авеню полно хороших пиццерий.

      – Нет, Мэтт, ты должен посмотреть это место. Оно фантастическое.

      – Что же там такого фантастического – пицца или официантки? – С тех пор как несколько лет назад я развелся, Скотт – мой босс, мой друг и вечный холостяк – не оставлял надежд, что я встану под его знамена. А отговорить его от чего бы то ни было совершенно невозможно, особенно если дело касалось женщин и еды.

      – Ну да, угадал. Ты должен ее увидеть, эту крошку. Назовем это бизнес-встречей. Оплата за счет фирмы. – Скотт был из тех, кто вечно говорит о женщинах и еще больше о порно. В нынешней реальности это было опасно, он ходил по краю.

      – Кое-где такое уже потянет на статью за сексуальные домогательства.

      Скотт оперся на перегородку моей кабинки. Он был симпатичным улыбчивым парнем, но если ты не видел его неделю, то мог легко забыть, как он выглядит.

      – Поедем на метро.

      – Привет, ребята, – со стаканчиком кофе в руках мимо прошла моя бывшая жена. Я не ответил.

      – Привет, Лиз, – отозвался Скотт. Когда она отошла, он какое-то время пялился на ее задницу, а потом обернулся ко мне: – Тебе не странно работать с ней и Брэдом?

      – Я всегда работал с ней и Брэдом.

      – Ну да, но она была твоя жена, а теперь она жена Брэда.

      – Честно? Меня это уже не колышет, – я встал и взял пиджак.

      – Ну и хорошо. Я верю тебе. Значит, ты готов к чему-то новому.

      Обычно я пропускаю подобные замечания Скотта мимо ушей.

      – Мне еще надо зайти в «Веризон», купить новую батарею, – сказал я, кивнув на свой телефон.

      – Что это такое?

      – Мобильный телефон. Наверняка ты их и раньше видел.

      – Во-первых, никто сейчас не говорит «мобильный телефон». А во-вторых, это у тебя не телефон, а экспонат. Надо отослать его в Музей древностей, а тебе купить нормальный айфон.

      По пути к выходу мы прошли мимо Китти, девочки, развозящей кофе на тележке. Она поздоровалась с нами:

      – Добрый день.

      Я улыбнулся в ответ.

      – Привет, Китти. – Она покраснела.

      Скотт молчал, пока мы не зашли в лифт.

      – Чего ты теряешься? Она на тебя запала.

      – Она еще ребенок.

      – Да ладно, ребенок. У нее высшее образование. Я сам ее нанимал.

      – Она не в моем вкусе. Ее зовут Киска.

      – Вот вечно ты ко всему придираешься, – казалось, он даже немного обиделся за Китти.

      – Нет, я-то как раз нормальный. А вот почему каждый считает своим долгом устраивать мою жизнь? У меня все в порядке.

      – А часики-то тикают.

      – У мальчиков ничего не тикает.

      – Тебе тридцать шесть.

      – Так это немного.

      – Да нет, если сравнивать с той же Китти.

      ДВЕРИ ЛИФТА открылись, и мы вышли в лобби. На стене висела одна из моих фотографий – огромного размера.

      – Видал, Мэтт? Женщины сходят от этого с ума.

      – Это фото иракского ребенка с автоматом.

      – Не от картинки, балда, а от твоей Пулитцеровской премии за нее. – Он скрестил руки на груди. – У тебя был удачный год.

      – Это да. По крайней мере профессионально.

      – Говорю тебе, ты должен использовать такую удачу. Из-за этого фото ты у нас теперь знаменитость средней руки.