Куда уходит детство. Николай Шмагин

такая работа нужна, прости хосподи. Проживём и так.

      – На нашу-то пенсию, да и не могу я без работы.

      – Облигации на деньги поменять можно, – успокоил их всезнающий внук, форся по кухне в новых сапогах. – На улицу пустишь, бабань?

      – Обменяют лет через двадцать, – скептически хмыкнул дед, – когда нас не будет. Вот ты, Ванюшка, и получишь. Пригодятся.

      – Чево попусту лясы точить, – смирилась бабушка, – пора за стол, садитесь-ка обедать.

      В сенях под верстаком жалобно хрюкал подросший поросёнок.

      – Замёрз, Борьк? – Ванька присел у закутка на корточки.

      – Есть просит, растёт, – бабушка поставила перед поросёнком полную миску помоев, и Борька стал уминать их: аппетит его был так велик, что он забрался копытцами в миску и опрокинул её, визжа от нетерпения.

      Ванька вскочил, отряхиваясь от брызг и спотыкаясь о прошмыгнувшую между ног кошку, которая, задрав хвост, помчалась по своим делам в сад.

      – Поросёнок ты, Борька, больше никто! Из-за тебя чуть Мурку нашу не раздавил, – раздосадованный Ванька вышел из сеней во двор, прислушиваясь, как бабушка чехвостит неугомонного поросёнка.

      – Допрыгался, скотина безрогая, бесёнок, – ворчала она, наводя в закутке порядок, и шлёпая жалобно визжавшего поросёнка по бокам…

      Оглядев пустынный двор, Ванька направился в сад, плюхая сапогами по мокрому снегу и с удовольствием проваливаясь в него по колено.

      – Теперь не замёрзнешь, – он ободряюще похлопал рукой по влажному стволу дикарки и, ёжась от попавших за шиворот холодных капель, глянул в окна на втором этаже; между нарядных занавесок мелькнула, как ему показалось, голова соседа, и Ванька отвернулся. Пошлёпал обратно во двор.

      Воображая себя едущим в автомобиле, он лихо выруливает к калитке, «пулей» вылетает в переулок, и нос к носу сталкивается с соседом. Оба замерли от неожиданности, настороженно глядя друг на друга.

      – Я знаю, тебя Ванькой зовут, – засмеялся сосед, – а меня Вася. Приходи к нам, научу солдатиков из пластилина лепить.

      Ванька молчит, подавленный потоком хлынувшего на него красноречия. Сосредоточенно подставив сапог, перегораживает путь ручью: вода скапливается у сапога и, обтекая его, торопливо бурлит дальше.

      – Мать твоя не заругается? – в Ванькином голосе сквозит недоверие.

      – Я ей говорил, что хочу позвать тебя в гости, она разрешила.

      – А я тебе сад покажу, – смягчился Ванька. – Ты кем будешь, когда вырастешь взрослым?

      – Учёным или астрономом, – засмущался Вася, тоже перегораживая путь ручью своим блестящим резиновым сапогом.

      – А я трактористом, – Ванька оглянулся и, понизив голос, доверительно сообщил: – на целину уеду. Давай вместе махнём, хоть завтра.

      – Туда маленьких не берут, – рассмеялся над его тайной Вася.

      – Я всё равно подвиг совершу! – осерчал на насмешника Ванька.

      – Война давно кончилась, какие сейчас подвиги? Учиться надо.

      Но Ваньке хотелось отличиться перед соседом, показать себя во