Медальон. Татьяна Филатова

– ведьма? – немного растерявшись, крикнул ей в ответ Всемил, грозно держа вилы в правой руке.

      – Отчего же сразу ведьма? – рассмеялась женщина. – Не видишь – болото в моих владениях, так, почитай, что кикимора я. Аль не похожа?

      – Не язви, баба! – пытаясь скрыть страх, вновь выкрикнул Всемил.

      – Поглядите-ка! Уже баба! – ухмыльнулась женщина. – Уже не ведьма! – Тут она переменилась в лице и повторила свой вопрос суровым, строгим голосом: – Чего вам?

      – Это ты хворь на скотину напустила? – осмелилась спросить одна из баб, что стояла за Всемилом. – Это из-за тебя, гадины, наши коровы издыхают?

      – Оттого и живу тут, без вас, что вы такие злые, люди… стало некогда домом мне болото… – сказала женщина с черными косами. – Чего ж вы, как беда у вас, ко мне за подмогой бежите? А как случилось чего злого, так меня обвиняете? Знаю я про хворь, знаю. У меня козочка померла три дня тому назад, куры дохнут, да в лесу живность, куда не плюнь, чахнет. Отчего ж вы порешали, что я тому виной? Али в деревне закончились козлы отпущения?

      – А кто, окромя ведьмы, хворь напустить может? – спросила баба.

      – Когда хворь или мор, то лекарство искать надобно, а не виноватых, – ответила чернявая.

      – Ты нам зубы не заговаривай, – снова посмелел Всемил, – все знают, что ты – ведьма.

      – И что с того? – невозмутимо спросила женщина на другом берегу болота.

      – А то, – сказал Всемил, – что, окромя тебя, некому хворь навести на скотину…

      – Как и снять, – буркнула себе под нос та. – Мил человек, – сказала она громко, – вот мое тебе слово. Мне нет никакой надобности мор на живность наводить. Зверушек я люблю поболе, чем людишек И мне нет дела до ваших слов. Молвите, что вашей душе угодно, мне все одно. Бывайте здоровы…

      Женщина развернулась и ушла в чащу леса. Всемил и бывшие с ним люди остались несолоно хлебавши. Кто-то выругался, плюнул под ноги, развернулся и пошел прочь из леса.

      – Чертовка, – буркнула баба, что говорила с ведуньей.

      – Надо сжечь ведьму, – пробормотал Всемил.

      – Чего? – спросила его баба.

      – Ничего, – ответил он, – говорю, идем в деревню.

      – Чего выходили? – спросила Хавронья.

      – Испужались ведьмы, – недовольно буркнул Всемил. – Вышла эта… косы длиннючие, что две змеюки, морда наглая, голос злющий. Вот они и испужались.

      – Они? Аль то тебя баба с косами испужала? – ухмыльнулась жена.

      – Ты чего мелешь, дуреха? – закричал на нее Всемил.

      – Я, когда мне надобно было, не испугалась, а пошла на болото. Вона – отпрысков сколько у тебя теперя. А все благодаря…

      – Молчать! – ударил кулаком по столу мужик. – Молчать, баба! Ни слова о ведьме. А Филиппка Бог нам послал, ибо долго вымаливали мы его.

      Хавронья вздохнула тяжко и вышла из дома, пошла кур кормить, пока те не повыздохли, оставив мужа своего наедине с его мыслями и размышлениями по поводу ведьмы.

      – Тятя, – протянул ручки малыш двух годков.

      Хоть