Медальон. Татьяна Филатова

каргу ту изжить вперед того, как она и до нас доберется.

      – Чего ты удумал? – подозрительно спросил Иван, из мешка которого раздался короткий жалобный писк. В последний раз.

      – Вече надо собирать, вот что, – ответил Всемил, – да на ведьму с вилами идти. У Петра с Марфой две коровы скопытились, у бабы Таси все куры передохли, у меня вон корова… у тебя ишь – цуцики, и те повыздохли!

      – Ты про ту бабу, что в лесу с дочкой живет?

      – А про кого ж еще! Говорю тебе – она это! Ну кто ж, как не ведьма, могет мор такой наслать, а?

      – А может мы Бога чем прогневили? – спросил с опаской мужик с мешком в руках.

      – Типун тебе на язык, Ваня! Соберемся все, порешим, как с ведьмой быть.

      – Поди не твоя ли Хавронья к ней бегала, помнится мне, когда все никак понести не могла, а? Всемил?

      – А ты-то, Иван, – злобно сказал ему Всемил, – пасть-то свою прикрой. Разок бегала, а значится, почитай, что и не было ничего. И то не твоего ума дело, когда и опосля чего баба моя детей моих нарожала. Бог дал, да и я к тому приложился. А ты нос свой не суй. Иди, вон, выродков закапывай, а я народ честной собирать буду.

      – А ежели то не ведьмы вина-то? – спросил Иван.

      – А ты чего это каргу защищаешь? Никак под чары ведьминские попал? Ты гляди, Ваня, я, ежели понадобится, и запамятовать могу, что у нас с тобою бабка общая была, упокой Господь ее душу.

      И Всемил, и Иван перекрестились. В мешке уж давно никто не шевелился.

      – Сип тебе в кадык да чирий во весь бок! – сплюнул Иван. – Ты, Всемил, добротою моею шибко не пользуйся. Чай, на пол аршина выше тебя буду, и в обиду себя не дам. Ежели твоя правда, и баба та, что в лесу сидит, мор скотине устроила, пойдем с вилами. А коли хворь та иная какая будет, негоже грех на душу брать. Разобраться надобно.

      – Вот как выродков схоронишь, так и разбирайся, – ответил Всемил, – я давеча коровку свою закапывал… Насилу с Филиппом моим яму выкопали. Хавронья плакала, причитала, но на мясо резать скотину я не дал. Одному Богу да той ведьме ведомо, что за хворь нашу Машку сгубила. И цуциков твоих…

      Копал Ваня да думал, неужто и впрямь ведьма хворь напустила на скотину? Да в толк он никак взять не мог, какой с того ведьме прок?

      – Из вредности, на зло людям честным, православным крестьянам! Чертовка! – выкрикнула одна бабка на вопрос Ивана, который теперь он озвучил на вече.

      – Она дьяволу душу продала, вот и не может видеть, как под Богом живем, – кто-то добавил.

      – А как же девка? У ведьмы же дочка имеется? – продолжал спорить люд.

      Иван больше в разговор не встревал, лишь спокойно держал на могучей руке зареванную дочурку, которая нашла шестого кутенка мертвым, да женушку свою молодую другой рукою за талию обнимал, а у той сынишка мелкий на руках сладко посапывал.

      – Свинья козу не родит! – сказал Всемил. – Ежели мамка – ведьма, то неужто отродье у нее иным будет? Скажи мне, люд православный? Никак от беса девка та!

      Хавронья молчала. Что думала, сказать боялась, а