Похититель императоров. Владимир Шигин

его.

      – Надеетесь ли вы скоро поставить меня на ноги? – спрашивал он, то меня, то Говорова.

      – Ничего определенного сказать не могу, так, как настоящее состояние раны до конца мне еще не совсем известно. – отвечал доктор.

      – Ну, а что скажите вы? – поворачивал князь голову ко мне.

      – Мне состояние раны известно и я уверен, что все у нас с вами будет распрекрасно, – приободрял я раненного, хотя в благоприятном исходе лечения, разумеется, уверен не был.

* * *

      Уже по дороге на Можайск нас настигло известие, что потеряна батарея Раевского, а наша гвардейская кавалерия отчаянно контратакует противника. Картина между Бородином и Можайском была грустной. Скакала в несколько рядов по большой дороге на лошадях, покрытых пылью и пеной артиллерия. Следом за ней почти бежали пехотные колонны. Тысячи солдат с изнуренными и окровавленными лицами искали свои полки. Кавалеристы еле держались на седлах. Обозы и повозки с ранеными, теснясь, медленно двигались в сторону Москвы. Небо было серо, накрапывал противный редкий дождь.

      – Это земля русская плачем по сынам своим! – не удержался я.

      Поворотив голову в мою сторону, князь внимательно посмотрел, но ничего не сказал.

      В Можайск мы приехали уже вечером почти в темноте. На площадях и улицах Можайска горели костры, подле них вповалку лежали раненые. Слышались крики боли, стоны, молитвы и сочный мат. Для князя отыскали более-менее приличный дом. Это оказался трактир.

      Испуганный хозяин, выскочив на крыльцо, заломил руки:

      – У меня все почитай под горлышко забито.

      – Ничего, потеснятся!

      Когда Багратиона переносили из коляски, он не стонал. Это был уже хороший признак, так как в описании состояния Багратиона указывалось, что по приезде в Можайск ему стало хуже. Это значило, что я пока все делаю правильно.

      Трактирщик не врал, повсюду на кухне, на бильярде, под бильярдом лежали раненые. Их хотели убрать, но Багратион не позволил.

      В Можайске перевязку Говоров провел вместе с главным врачом Второй армии Гангарто. Последний, было, попытался отстранить меня от участия в перевязке, но я мягко попросил его этого не делать, одновременно, сжав локоть рукой так, что он тут же согласился.

      Остался я не зря. Когда Гангарт опять полез бередить рану своим жутковатого вида зондом, я снова взял его под локоть.

      – Ограничьтесь внешним осмотром раны, а лезть в нее не надо.

      При этом одновременно еще раз ввел в рану антисептик.

      Недовольные врачи ограничились внешним осмотром, констатировав, что рана «найдена еще воспаленной», Тем временем у Багратиона начался жар, сменившийся ознобом. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, это воспалительный процесс. Я снова колол антисептики и потчевал раненного антибиотиками. К моему великому огорчению, запасы в моей аптечки уже подходи к концу, но я надеялся, что, сделанное все же переломит ситуацию.

      Будучи старшим по чину среди всех сопровождавших князя лиц, я распорядился никому к нему не пускать, кроме врачей. Вечером и утром следующего дня мы снова