И обретёшь не там, где ищешь. Роман. Елена Чумакова

лучше вяжет варежки, шьёт кисеты и собирает посылки на фронт да поддерживает родителей. Это были их последние письма, с тех пор, вот уже два месяца не было никаких известий.

      На углу Гороховой и Казанской девушку окликнул знакомый голос:

      – Осинцева! Соня, стой!

      Через перекрёсток к ней спешила Оля Чекмарёва, её институтская подружка. Девушки не виделись с выпускного вечера. Казалось, это было очень давно, так за эти месяцы изменилась их жизнь! Да и сами они изменились. Соня с удивлением оглядела подругу, её голова и плечи были покрыты большим тёмным платком, прихваченным под подбородком, отчего она стала похожа на монашку. Девушки разговорились. Соня рассказала, что возвращается домой от баронессы Лавровской, в доме которой собираются дамы для благотворительных дел: щиплют корпию для госпиталей, собирают посылки на фронт.

      – Хорошее дело, – ответила Оленька, – а я пошла в сёстры милосердия, работаю в госпитале. Здесь, недалеко, на углу Демидовской и Казанской, в бывшей гимназии.

      У Сони округлились глаза:

      – Какая ты молодец! Настоящим делом занимаешься. Я тоже хочу! Меня в сёстры милосердия возьмут?

      – Отчего же не взять? У нас так рук не хватает. Только это ведь не такое приятное занятие. На фотографиях в газетах и журналах все чистенько-аккуратненько и все улыбаются, а на деле кровь, боль и страдания. Выдержишь?

      – Ну, ты же смогла!

      – Я другое дело. Я из-за брата туда пошла, ранили его тяжело…, в этот госпиталь и привезли, но спасти так и не смогли. А я здесь и осталась, за другими ранеными ухаживать.

      – У меня тоже брат на фронте… и жених… писем третий месяц нет…

      Ольга, подумав, кивнула:

      – Что же, приходи завтра утром к восьми часам к бывшей гимназии, похлопочу за тебя.

      На том и расстались.

      Ночью Соня спала плохо, боялась проспать, да и нелёгкий разговор с родителями добавил волнения. В споре она держалась уверенно, отстояла своё решение, но наедине со своими мыслями весь апломб растаял, уступив место тревоге и сомнениям.

      Однако к назначенному времени она уже была в Демидовском переулке у входа в гимназию, над которым весенний ветерок лениво полоскал белый флаг с красным крестом. Ольга заметила бледность подруги, круги под глазами.

      – Волнуешься? Ничего, я тоже волновалась в первый день. Научишься, привыкнешь.

      Под высокими сводами коридора гулко отдавался скрип колёс каталки, на которой две женщины везли человека с забинтованной головой. Вместо правой руки из-под простыни торчало что-то непонятное. Соня догадалась, что этот забинтованный обрубок – то, что осталось после ампутации руки. Ей стало страшно. Подруга не обратила никакого внимания на тележку.

      – Ты подожди здесь, я быстро, – и на ходу снимая пальто и шаль, скрылась за одной из дверей.

      Несколько раненых в одинаковых