Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.. Александр Булгаков

на родство с невестой, отказались от своего единственного бога, от денег, и все довольны.

      Свадьба будет в июле, и после тотчас опять Ваня с женою в чужие края. Я очень рад этому союзу. Она со своим умом будет делать из него что хочет и, верно, наставит его на хорошее. Княгиня очень обрадовалась портрету Дмитрия Павловича, и князю табакерка очень была приятна. В доме все веселы, и жених с невестой точно голубки. Ваня подарил своей будущей жене шаль в 6000 рублей, а другой сестре – другую, в 4000 рублей. Он покупает жемчужное ожерелье, за которое уже дает 20 000 рублей. Я его не узнаю, он стряхнул лень и стал щедрым. Это главная городская новость, и хромой черт поскакал в Петербург отнести ее Дмитрию Павловичу. Я чаю, тысячку-другую сорвал с Вани. Кстати: чтобы не потерять привычку, этот негодяй (сказано между нами) украл у Вяземского бирюзовый браслет. В комнате были только Вяземский, его жена, Четвертинский и он. Это вещь в 700 рублей и, к несчастью, княгине не принадлежит: придется ей за него платить. Она все еще больна. Молоко разлилось, пять ран было на груди, и она боится, что шестая начинается. Ее очень перевернуло, однако в свободное от боли время хохочет по-старому.

      Тесть сказывал, что в пансионе Бибикова, столь хваленом, открыли какую-то секту: молодые люди нажигали себе кресты на руке, с клятвою друг за друга умирать и проч. Ученики там так малы, что это не может быть как шалость какая-нибудь. Также говорят, что славное заведение Муравьева рушится, ибо он оное оставляет по какому-то неудовольствию. Говорят, что и тут что-то нашалили, и Муравьеву отказано в требовании примерно их наказать; признаться, не верю ничему, ибо источник ненадежен.

      Он же вчера, отведя меня и жену к стороне, сказал на ухо: «Г-жа Афросимова, которая едет в Петербург, сказала мне давеча, что одна из дочерей г-жи Корсаковой была вчера похищена». – «Кем?» – «Не знаю, которая. И этого не знаю». «Вероятно, ни которая, ибо мы обеих видели сегодня у Волкова». – «То, что говорю вам, точно: ежели не увезли, то увезут, и сама мать на это настроила». Славная пулька. Кто наперед станет объявлять, что такую-то с согласия матери увезет? Но Корсакова столько делает сплетней сама, что не худо другим с нею поквитаться.

      Бобринская сына простила, а Гагарина прокляла после молодых. Графиня объявила своей невестке, что будет ее любить как дочь, ежели она из мужа своего сделает порядочного человека. Полагаю это довольно трудным: он во время истории нагрубил коменданту, не хотел явиться даже к князю Дмитрию Владимировичу, который, наконец, принужден был его арестовать (князь с чрезмерною деятельностью занимается своей должностью).

      Скажи Серапину, что все меня спрашивают о дилижансе; я не могу не сказать по честной совести, что выгоднее, покойнее езды выдумать нельзя, что готов бы был завтра везти в нем брюхатую жену в Петербург. Все мне одно отвечают: ежели случится ехать, непременно поеду в дилижансе. Афросимова в нем воротится из Петербурга. Советую этой Набатовой оказать всевозможное снисхождение, ибо она своим языком более может наделать заведению