Голоса деймонов. Филип Пулман

перед строем пламенел,

      Пылая словно гневная комета,

      Господень меч; его палящий жар

      И жгучие пары, как знойный ветр

      Ливийский, начинали иссушать

      Приятный воздух райский. Михаил

      Поспешно предков медлящих повел,

      Взяв за руки, к восточной стороне,

      К Вратам, и столь же быстро со скалы

      Спустился с ними в дол; потом исчез.

      Оборотясь, они в последний раз

      На свой недавний, радостный приют,

      На Рай взглянули: весь восточный склон,

      Объятый полыханием меча,

      Струясь, клубился, а в проеме Врат

      Виднелись лики грозные, страша

      Оружьем огненным. Они невольно

      Всплакнули — не надолго. Целый мир

      Лежал пред ними, где жилье избрать

      Им предстояло. Промыслом Творца

      Ведомые, шагая тяжело,

      Как странники, они рука в руке,

      Эдем пересекая, побрели

      Пустынною дорогою своей.

      «Целый мир лежал пред ними». Эти слова подразумевают не только конец одной истории, но и начало чего-то нового. За первой историей последует еще много других.

      «Потерянный рай» и его влияние

      Поэма — это вам не какая-нибудь лекция; история, которую рассказывает сочинитель, — не ученый трактат. Поэмы и вымышленные истории воздействуют на нас не посредством логики: они очаровывают, волнуют, трогают душу и вдохновляют. Спору нет, твердая интеллектуальная основа помогает истории устоять под градом интеллектуальных вопросов (как это, несомненно, удается «Потерянному раю»), но все же главная задача истории — повлиять на наше воображение.

      Именно так произошло, например, с величайшим из толкователей Мильтона — Уильямом Блейком, всю жизнь черпавшим вдохновение в «Потерянном рае». «Мильтон полюбил меня еще в детстве и показал мне свое лицо», — утверждал Блейк, а в «Бракосочетании Неба и Ада» высказал, пожалуй, самое тонкое и определенно самое лаконичное из всех известных мне суждений о «Потерянном рае»: «Причина, по которой Мильтон писал весьма сдержанно о Боге и об Ангелах и весьма свободно об Аде и о Диаволе, заключается в том, что был он истинным Поэтом и, сам того не ведая, принадлежал партии Диавола»[20]. Непреходящий и страстный интерес Блейка к Мильтону вылился в длинную (и, откровенно говоря, сложную) поэму, которая так и называется «Мильтон», а иллюстрации, созданные Блейком к «Потерянному раю», входят в число самых красивых и изысканных его акварелей.

      Влияние Мильтона испытали и другие поэты того периода, в особенности Вордсворт, один из сонетов которого начинается со слов:

      Мильтон! Зачем тебя меж нами нет?

      Британии ты нужен в дни паденья![21]

      Кроме того, в начальных строках своей великой поэмы «Прелюдия» Вордсворт, как будто принимая у Мильтона эстафету, намеренно вторит одной из

20

Здесь и далее книга У. Блейка «Бракосочетание Неба и Ада» цитируется в переводе С. Степанова.

21

У. Вордсворт, «К Мильтону» (1802), перевод К. Бальмонта.