Голоса деймонов. Филип Пулман

мы находим в седьмой книге, — это великолепное описание зарождающегося природного мира: «…и статные стволы / Деревьев, словно в пляске, наконец, / Восстали, простирая ветви крон, / Сплошь в завязях обильных и плодах». И еще: именно в обращении к Урании Мильтон признаётся, в каком бедственном, почти отчаянном положении находится он сам: «…до черных дней, / До черных дней дожить мне довелось. / Я жертва злоречивых языков, / Во мраке прозябаю, средь угроз / Опасных, в одиночестве глухом». Но он утешается мыслью о том, что Урания будет «руководить его песней» и сыщет для нее «достойных слушателей, пусть немногих» (эта последняя фраза впоследствии поддержала многих и многих одиноких писателей).

Книга восьмая

      Четыре центральные книги «Потерянного рая», из которых эта — последняя, составляют своего рода ретроспективу: в них описываются события, предшествовавшие основной истории. Это не флешбэк в строгом терминологическом смысле, потому что основной обрамляющий нарратив продолжает развиваться, но, тем не менее, мы воспринимаем эти книги именно как флешбэк, поскольку персонажи основного повествования в них заняты исключительно разговорами о том, что было в прошлом.

      Здесь, в книге восьмой, Адам и Рафаил продолжают беседовать о происхождении всего сущего, и Адам проявляет характерную пытливость, которая уже стала главным свойством человека. Рафаил советует ему умерить любопытство: «…не томись / В разгадыванье сокровенных тайн / ‹…› пребудь / Смиренномудрым…» Легче сказать, чем сделать, подумает читатель. К тому же Рафаил и сам проявляет известную любознательность — просит Адама рассказать, каким образом он, первый человек, появился на свет (ангел пропустил это событие, поскольку отсутствовал по делам). И Адам рассказывает о том, как он пробудился и почувствовал себя одиноким и как в ответ на его просьбу Бог сотворил Еву. На этом месте Рафаил снова предостерегает Адама, советуя ему не слишком обольщаться красотой женщины: «…Она, сомненья нет, / Прекрасна и твоих достойна ласк, / Любви, благоговенья, нежных слов, / Отнюдь не подчиненья…» Но Адам продолжает любопытствовать и спрашивает Рафаила, способны ли ангелы выражать свою любовь в плотском союзе. От этого вопроса ангел заливается краской смущения: очевидно, ангелы умеют не только есть (как мы видели в пятой книге), но и наслаждаться своего рода эфирными соитиями. И на этом пространное отступление, занявшее целых четыре книги, подходит к концу.

Книга девятая

      Это самая длинная книга поэмы — и, в некоторых отношениях, самая потрясающая. В описании встречи Сатаны с Евой мильтоновский дар драматического повествования достигает вершины. И сам процесс соблазнения (как с психологической, так и с нравственной стороны), и последующие реакции Адама и Евы, и их взаимные упреки показаны настолько живо и достоверно, что я смело могу утверждать: ни в одном романе или драме я не встречал ничего подобного.

      И снова мы убеждаемся в том, насколько Сатана как персонаж интереснее Бога. Например, при виде невинного изящества Евы