Сон разума. Георгий Константинович Левченко

знаешь, мы, кажется, встали на одном месте, а ведь оба уже не дети. Я вот иногда вспомню что-нибудь из нашей с тобой совместной жизни, любую мелочь, как ты, например, смотрел на меня однажды ночью, видимо, полагая, что я уже сплю, а я не спала, или как ты руку мне на колено положил, когда мы в гостях за столом сидели, а я почему-то так затрепетала, будто в первый раз, и т.п., и сразу хорошо на душе становиться, а потом вдруг спохвачусь, и грустно. Понимаешь? Ведь у нас с тобой многое было и большого, и по-мелочи, но я не могу вспомнить, чтобы что-то не так пошло, чтобы мы хоть раз серьёзно поссорились, даже когда я чем-то расстроена и хочу сорваться, ты умеешь избегать ссор. Ты всегда такой заботливый и предупредительный, всегда такой близкий, будто мы прожили с тобой вместе всю жизнь, ты ведь добрый, очень добрый, ты умеешь сделать меня счастливой… – тут Настя совсем потерялась, у неё даже дыхание перехватило, поняв, что после таких слов никакого отступления, никаких полумер и «каждых дней без излишней настойчивости» быть не может, всё должно закончиться именно сегодня. Фёдор это заметил и искренне удивился.

      – Может, ты ещё и нимб над моей головой видишь? – как это было не кстати! Он даже закатил глаза, будто действительно проверяя, нет ли над его головой нимба. Она же после секундного замешательства, вдруг разозлилась на свою растерянность, на то, что многое себе позволила, что сильно его перехвалила, и, разумеется, более всего на то, что не смогла заставить сделать то, чего хотела.

      – Ты что думаешь, я это просто так, что ли? – её глаза заблестели, казалось, она сейчас заплачет от обиды и непонимания. – Ты совсем меня не ценишь. Я столько для тебя делаю, а тебе наплевать, совсем наплевать, – кинула Настя сгоряча самый глупый аргумент; щёки у неё буквально пылали.

      – Нет, что ты, я тебя очень ценю, у меня ближе тебя никого нет, – примиряющим и немного виноватым тоном ответил Фёдор, т.е. так, как не следовало отвечать ни в коем случае, после чего она окончательно сорвалась. – Ты не так поняла, ты что-то уж очень всерьёз. Т.е. я не в игрушки тут, конечно, играю, и не думал, но ты уж слишком всерьёз, не надо так. Прости, я не хотел, не обижайся, – он сам осознавал, сколь неуместны сейчас его слова и сколь жалко выглядит, произнося их. – Я просто не понимаю, к чему ты затеяла этот разговор.

      – Делай мне предложение, – она проговорила раздельно каждое слово, её голос звучал звонко и твёрдо от уязвлённого самолюбия. Считанные минуты, и всё пошло не так.

      На протяжении беседы его взгляд блуждал между её лицом и телевизором, Настя же всё время смотрела на него, и в глазах у неё сменилась, наверно, вся палитра ощущений от беззаботной радости через недоумение и обиду до горькой озлобленности. Сейчас же Фёдор пристально всматривался в этот сверкающий болезненной растерянностью взор и только-только начинал понимать, как она с ним намучилась за все эти 3 года; это его действительно задело. Такую вину перед ней он не смог бы загладить ничем и никогда, так что брак их был заведомо обречён. Потом Фёдор вдруг сам нервно растерялся,