Расстояние. Георгий Константинович Левченко

тревоги. «Я, конечно, всё понимаю, – вязко проплывало у него в голове, – но неужели ни до кого из них не дошло, что это унизительно, и словом не обмолвиться об окончании моей учёбы и планах на будущее? Вот ведь бывают в жизни огорчения, ты спешишь, что-то делаешь, к чему-то стремишься и, главное, не столько для себя, сколько для других, а выходит, никому ничего не надо; хочешь обрисовать всё в деталях, получить совет, как быть дальше, найти поддержку, но получается, что всем глубоко плевать на твою будущность. И понятно, если бы действительно всем кроме родных, но и им тоже всё равно, и им ничего не хочется знать, они заняты своими проблемами, не желают оглянуться вокруг. Да и проблемы их – совсем не проблемы, а так, дрянь, надуманная чепуха. Отец меня, конечно, удивил, я от него такого не ожидал, ни с какой стороны не ожидал. Неужели все деловые люди в вопросах, требующих свободы мышления, такие профаны? А ведь этот вопрос, похоже, риторический. Чтобы положить свою жизнь на зарабатывание денег, строго воспрещается иметь какую-либо фантазию. Отсюда понятно, почему никто из них не сопереживает моей будущности. Сестрёнка меня тоже весьма удивила: женщина, пусть внешне и не привлекательная, но развитая во всех смыслах, и вдруг – ни грамма фантазии, ничего романтичного. Брат приехал издалека, из заграницы, порасспросить бы его что да как, а она не выказывает ни малейшего любопытства, лишь трещит с отцом о каких-то глупостях, никакого интереса к окружающему миру. Ну, положим, она и сама там частенько бывала, но недолго, впечатления совсем другие, чем у того, кто там жил постоянно. Смотрел я на неё и вспоминал, как мы в детстве, бывало, легко и душевно общались. Тогда, конечно, у нас в головах не было ничего кроме ребячливых фантазий, и болтал в основном я, но она очень хорошо умела слушать и иногда говорила что-нибудь такое проникновенное, что становилось ясно, она – девочка, то есть милое, может, в чём-то нелепое, но очень нежное создание. Помнится, мы как-то притащили в дом кота с помойки, мама, конечно, как увидела, стала ругаться, а сестрёнка друг на полном серьёзе ляпни: «Зато теперь нам мусор не надо будет выносить, он всё скушает, он ведь мальчик». Все посмеялись, кот благополучно удрал в тот же день, а я до сих пор понять не могу, что она имела в виду под словами «он ведь мальчик», – и, домусолив таким образом свои переживания до полного безвкусия, Аркадий, наконец, заснул.

      Дед

      На следующее утро Аркадий проснулся в гордом одиночестве. Завтрак ему никто не приготовил, в семье Безродновых было принято по утрам есть находу или вовсе не есть, но холодильник не оставил его наедине с этой незадачей. В новой старой квартире ему пришлось заново налаживать быт. Имевшаяся здесь одежда оказалась вполне впору, но в шкафу она лежала нетронутой давно, покрылась пылью и порядком устарела, сумку же, с коей он приехал, молодой человек вчера разобрать не удосужился, та стояла у входа в комнату, наполовину его перегородив, и некому было о ней позаботиться. Пришлось заняться и ею и не в самое подходящее время, между завтраком и умыванием, но другого не нашлось,