Возвращение чувств. Машина. Андрей Арсланович Мансуров

вниз его всё, и вы бы ничего не узнали… А так – я же хотела сохранить его вам: не вернуть было бы… непорядочно.

      О-хо-хо. Есть ему дело до её порядочности. Даже два раза.

      – Но как же, всё-таки, у вашей милости это получается? У вас это врождённое, или вы… Или этому можно научиться?..

      – Ах, в том-то и дело. Точно я не помню… Врождённое – вряд ли. Тогда мои родители сказали бы мне об этом. Я, хотите верьте, хотите – нет, сама толком не пойму, как у меня открылся… или оказался… этот дар. В детстве, говорят, я на неделю пропадала из нашего родового замка…

      Я сама ничего не помню, но кормилица рассказывала, что меня, вроде как похищали цыгане… Правда, никто этих цыган так и не видал… И что меня нашли в деревушке в десяти лье от замка, и я тогда ничего не могла рассказать… Мне было около четырёх.

      А первый раз я превратила серебряную монету в золотую случайно, когда очень захотела что-то купить на ярмарке… Это мне было уже где-то семь… Мама тогда сказала, чтобы я больше никогда… – опять самоирония, – Но разве можно удержаться, и не попробовать…

      Помолчав, и покачав головой, она закончила:

      – Конечно, с годами это делать всё легче – словно учишься… Читать… Или ездить верхом.

      Он молчал, но его молчание было красноречивей любых слов, а чуть приподнятые руки как бы тянулись к ней в немой мольбе. Словно почуяв его обращение, она вскинула к нему голову и гневно произнесла:

      – Нет! Даже и не думайте, сумасшедший вы человек! Нельзя, грешно смотреть на… такое! Неужели вы не поняли – в этом источник всех моих бед! Я не могу, и не хочу никого втравливать в это… это колдовство! – она сделала упор на этом слове, словно пытаясь хоть этим «испугать» его!

      «Испугается» он, как же…

      – Но… сударыня. Если… (Он старался быть тактичней, и замаскировать свои меркантильные устремления. И даже слово «колдовство» сразу «правильно» воспринял лишь как её попытку испугать и отвратить его!), – Если такой дар пропадёт, исчезнет вместе с вами, то сколько возможностей, сколько добрых дел и пользы для… неимущих пропадёт навсегда! Сколько бедняков, обездоленных судьбой, могли бы прокормиться – ну, хоть, до созревания урожая – если вдруг выдастся недород, или…

      Или сколько больных могло бы купить лекарства… или сколько милостыни можно было бы подать тем, кто уже не в силах работать сам, ведь эти деньги… Можно было бы употребить и во благо!

      Вероятно, он продумывал эти и другие аргументы всю ночь, хотя оригинальностью они и не блистали, и могли прийти на ум любому.

      – А что – вы думаете, всё это не приходило в голову и мне?! Ещё до того, как я оказалась… здесь?

      Да, я несколько раз пыталась. Пыталась помочь страждущим и нуждающимся… А как вы думаете, откуда он узнал о моём даре? – её горечь была неподдельна, она и в самом деле её ощутила, – Нет, шила в мешке не утаишь! И не надо меня уговаривать! (Впрочем, в подтексте обычно такие реплики как раз и означают – ах, уговаривайте, уговаривайте меня!.. Мне так стыдно, так жалко уносить такой секрет с собой! Будьте настойчивей, и, помучившись,