Папа Жора. Петр Немировский

она взяла меня за руку и потянула за собой.

      – В малину нельзя, – я вырвал руку.

      – Почему?

      – Там… – (скажи про змею – еще засмеет и назовет трусом). – Она невкусная.

      Аллочка повела плечом, посмотрела вокруг – нет ли кого. Вдруг подняла подол платья и сняла трусы.

      – Смотри.

      Я уставился, как стоокий Аргус, – всеми глазищами. Неужели у всех девчонок одинаково: все – как отрезано? Виденные прежде запретные рисунки были все же рисунками. А тут… Может, и у мамы там тоже нет ничего? И у бабушки?

      – Мы с тобой теперь муж и жена, – сказала Аллочка. – Когда вырастем – поженимся.

      – Угу, – промычал я, не сводя глаз.

      – Теперь покажи ты.

      Я растерялся. Когда меня голым купают в тазу, я не стесняюсь. Но мама и бабушка – свои. Мы – семья. А тут – как бы чужая. Но, с другой стороны, мы ведь поженились. Получается, что жене можно. Я не знал, что делать.

      Первые капли дождя упали на землю.

      – Побежали домой! – крикнул я и помчался.

      У окна стоял деревянный ящик, специально принесенный папой мне для подставки.

      – Так нечестно! Обманщик! – закричала Аллочка, натягивая трусы. И побежала следом.

      Мигом я заскочил в комнату. Через минуту вбежала и Аллочка.

      – Вот молодцы, мне и звать вас не пришлось, – сказала мама. – Глянь, что творится – настоящая гроза, – она закрыла окно.

      Сразу потемнело, в небе загремело и заполыхало, забарабанили крупные капли.

      Глава вторая

      1 

      В пятницу у нас с бабушкой много дел, а поспеть нужно всюду: показать меня директору школы, зайти в магазин «Школьник» – купить там новую ручку. Бабушке еще нужно купить разную мелочь – молоко, мясо, хлеб. А после обеда должна приехать баба Женя, папина мама.

      Утром подниматься с постели не хочется. Даже после трижды сказанного «Игорь, вставай». Напоследок еще можно постоять на коленках, уткнувшись закрытыми глазами в кулаки, и увидеть цветные круги, выплывающие из темноты. А потом снова завалиться «на классическую минутку».

      На стуле ждут новые штаны и рубашка. В таком наряде хочется пройтись щеголем по двору.

      Двор – лает, щебечет, стрекочет. Пару раз я дернул ручку колонки, перепрыгнул не совсем удачно через лужу. Из дома вышла бабушка.

      – Ну вот, уже весь испачкался, – присев, отряхнула на мне штаны, заправила рубашку.

      Все. В путь.

      – Ба, а правда, что раньше в той школе была немецкая конюшня?

      – Тебе кто это сказал?

      – Маслянский.

      – Я тоже такое слышала, но точно не знаю. Когда немцы пришли в Киев, мы с твоей мамой уехали в Ташкент.

      – А Маслянский?

      – Скрывался. Священник прятал его у себя дома.

      – А что, немцы и Маслянского хотели убить?

      – Да.

      Мне стало жалко Маслянского. Одно дело кино – там убивают незнакомых. А Маслянского я знаю давно. Он – мой друг. Когда занимается своей