Воспоминания и письма. князь Адам Чарторижский

включая христиан, непременно вновь крестят. Императорская фамилия и все придворные, одетые в великолепные одежды, направились в церковь, уже занятую епископами и прочим духовенством. Началось пение, и приступили к обряду. Тяжело было видеть молодую принцессу, окутанную платьем из золотой парчи, в массе бриллиантов, идущую как жертва, убранная цветами, поклониться иконам, которые не имели в ее глазах никакой святости, подчиниться требованиям обрядов, которые не разделялись ни ее убеждениями, ни чувствами. И это было в ней очень хорошо заметно. Она исполняла свою роль из почтительности, из угождения, не имея другого выхода, не придавая этому никакого значения.

      Несколько дней спустя совершилось бракосочетание, и принцесса была отдана молодому князю, едва вышедшему из детства; впрочем, неистовый характер и какие-то странные, жестокие наклонности его уже дали пищу не одному разговору.

      Парадные обеды, балы, пиршества, фейерверки продолжались несколько недель. Но, как и всегда, все эти развлечения, такие шумные, такие прекрасные, не возбуждали веселья. Обряд бракосочетания имеет в себе всегда что-то умиляющее и меланхолическое, это торжественная минута, предрешающая всю будущность лиц, связывающих свою жизнь; присутствуя при этом, нельзя не думать, что счастье двух существ ставится в ту минуту на карту. Что касается этого брака и сопровождавших его празднеств, то среди всех этих увеселений на них как будто был наброшен покров какой-то зловещей грусти. Мрачные предчувствия скоро подтвердились признаниями самого великого князя. То, что он рассказывал близким о своем медовом месяце, носило отпечаток ни с чем не сравнимого неуважения к своей супруге и самых странных причуд. Стали замечать, что великие княгини сдружились[7]. Обе немки, обе вдали от семьи, обе в одинаковом положении. Вполне естественно, что это побуждало их к взаимному доверию, которое могло служить им утешением в превратностях судьбы и удвоить счастье в случае жизненного успеха. Великая княгиня Елизавета, которой предназначено было более высокое положение, несравненно более счастливая ввиду достоинств своего мужа, была, казалось, поддержкой и покровительницей своей невестки, которой она должна была заменить уезжавших вскоре мать и сестер. Неравенство в их положениях еще более укрепляло эту связь.

      Празднества окончились, Кобурги уехали, и жизнь двора вошла в обычную колею. Устраивали прогулки на санях. Екатерина любила иногда кататься по утрам, и дежурные в эти дни камер-юнкеры получали приказ сопровождать ее в своих санях. Однажды при подобных обстоятельствах мне пришлось увидеть Екатерину в утреннем дезабилье и Зубова, без стеснения уходящего из комнат императрицы, в шубе и сафьяновых сапогах. Это совершенно никого не смутило, действующих лиц – ничуть не больше, чем свидетелей.

      В Зимнем дворце (он назывался так потому, что двор помещался там зимой) по вечерам собирались в так называемой Бриллиантовой зале (там в шкафах, под стеклом,

7

То есть жена Константина и жена Александра, Елизавета Алексеевна (Луиза-Мария-Августа Баденская).