Хирург. Юлий Крелин

Математики спесь сбили. Когда стали считать, почему яблоки падают. Как-то манию величия поубавило.

      Филипп. Я, как представитель не знаю чего, предлагаю продолжить трапезу, иначе не успеем. И не обобщай, Жека. Все основные ошибки, заблуждения и злоупотребления мира и в мире начинались с обобщений. Бойся их!

      Женя. Иди ты и молчи. А химия занималась поисками камня и способа превращения дерьма в конфетку и газовых миражей.

      Филипп. Это нашли. Из газа сейчас и шубы делают.

      Женя. Все верно, но дай досказать, потому как когда начнут играть Бразилия с Англией, то наука и все прочее должны будут умолкнуть. Ну, дайте поговорить.

      Володя. Ну, пыли дальше. Время на исходе.

      Женя. Мы ждем, когда все ваши поверхностные науки сольются в одну нашу и создадут настоящую медицину. А пока не можете, не мешайте нам быть орденом, попами, шаманами, лицедеями, нам нужны клятвы, запрещения курить, пить, не есть сладкого или соленого, бегать трусцой и так далее, потому что все-таки мы много умеем и многим помогаем. А что умирают все же – так стопроцентная смертность останется до скончания мира, наверное.

      Филипп. Что касается бега – час утром, и все прекрасно.

      Женя. Не знаю. Чувствуешь ты себя, может, хорошо. Удовольствие свое имеешь. И я рад за тебя и за всех остальных радующихся бегунов. А вот полезно это или нет – время покажет, пока неизвестно.

      Володя. Ну, теперь поболтай насчет духа. Ты сегодня наговорился. За всех.

      Женя. А дух – это другая сфера. Здесь пока верить надо, как в медицину, как в бег, в прыг, в сахар, облепиховое масло… во все. Вот когда, вдруг, сумеют дух разложить на элементарные частицы да кварки, тогда мы тоже начнем его измерять странностями и шармом.

      Филипп. Я опять вынужден включиться. Время вышло. Включаю телевизор.

      Филл включил телевизор, и тут же раздался звонок.

      Филипп. Да выключи ты его, Володька, к черту.

      Володя. Всегда как что-то интересное – так телефон. Последний звонок, и все – выключаю. Я слушаю. У меня. Сейчас. Ну, вот тебе! Из больницы. Ты начальник – дай быстрей решительные указания и садись, не мешай.

      Мишкин. Вот так. И я поехал в больницу. Я не посмотрел, как играл Пеле. Не видел в этот раз игру Мура, Чарльтона. Я поехал в больницу, куда привезли тяжелую травму. Под крики и стенания ребят я еще позвонил Гале, но ее не было, а наш анестезиолог был в отпуске.

      «Кто ж даст наркоз? – думал я в такси. – Интересно, что за травма. Сказали, черепная. И я поехал, даже не расспросив. Может, зря. А не помчался ли я, ничего толком не выяснив, из чистого пижонства. Не хотел ли просто показать ребятам, что ордена, подобные нашему, требуют служения, а не службы или обслуживания. Вот вы, мол, остаетесь получать удовольствие, а я вынужден… Напрасно я не расспросил как следует. Такой футбол пропустил. Теперь уже поздно. Этому пижонству полтора рубля. От Вовки до больницы. А если зря и побегу обратно ко второму тайму – то и все три рубля. Дорого тебе, папаня, это пижонство встанет. А вдруг оперировать придется. Кто ж наркоз даст? Конечно, Агейкин правильно вызвал.